Кьята - Виталий Сергеевич Останин

Бенедикт бросил на Мерино умоляющий взгляд: я, дескать, понимаю, что у нас еще занятия, но можно сегодня их не будет? Мерино выдержал этот взгляд, не дрогнув лицом, и, с деланной неохотой, кивнул:

— Ступай, переоденься. Да ополоснись, а то грязный как не пойми кто! Еще решит господин барон, что мы тебя тут в черном теле держим.

— Спасибо, Праведник! — прокричал баронет, уже несясь сломя голову в сторону двухэтажного особняка — откуда только силы взялись.

Мерино недовольно сморщился — ну вот что с ним делать? И, обернувшись к друзьям, увидел, что и они довольно скалятся.

— Да ну вас всех! — проворчал Мерино и неторопливо побрел к дому.

Значительную часть времени усадьба Капо жила сонно и неторопливо, больше походя на небольшую деревеньку, чем на родовое дворянское гнездо. Но в редкие приезды владельца оно становилось шумной, как какое-нибудь столичное дворянское имение. Нехватку слуг, которых в обычное время в Капо жило пять человек, компенсировали временным наймом в соседних, барону же принадлежавших деревнях. Крестьяне, конечно, для такого подходили слабо, но да Гора, к счастью, был совершенно не привередлив. Так что встреча барона прошла довольно буднично. Отряд в полтора десятка всадников въехала во двор усадьбы, тут же заметались слуги, уводя лошадей барона и свиты в конюшни, да размещая приехавших.

Баронет, с трудом сдерживаясь от желания бросится к отцу и обнять его, старался держаться подобающе благородному человеку: то есть стоял чуть поодаль от суеты и в нетерпении переминался с ноги на ногу. Когда барон покряхтывая спустился на землю, он сделал три быстрых шага вперед, поклонился и чуть дрожащим от волнения голосом проговорил:

— Добро пожаловать, отец!

И тут же был сграбастан в объятия.

Как выяснилось чуть позже, буквально после обеда, которому бы больше подошло определение «перекус», барон был в своем поместье проездом, направляясь в Сольфик Хун, чтобы принять дела коменданта города. Об этом он поведал, когда Бенедикт, Мерино, Бельк, Горота, ну и сам барон, собрались во флигеле, называемом библиотекой — видимо из-за наличия двух стеллажей с книгами, нескольких стульев и кресел. Когда все расселись, а слуги расставили бокалы с вином и водой, старший да Гора принялся рассказывать новости.

В столице, по его определению, творился форменный бардак, «а я в этом понимаю, все-таки человек военный». Дело о Гильдии воров развития не получило, несмотря на неопровержимые доказательства причастности карфенакского дворянства к ее организации. Видимо, святоши смогли отбрехаться, а это они умеют делать лучше всех. Может сам император решил не раскачивать лодку, когда страну сотрясают то волнения, а то и вовсе мятежи отдельных провинций — результат его реформ централизации власти. Вновь подняли голову лавочники Лиги и требуют разрешить им церковную реформу — старый канон их чем-то не устраивает, арендальский ланд-граф Арон Фурко открыто заявил о том, что во всем поддерживает мнение Карфенака на Магистерии, табранский герцог Роберт Черная Кошка также собирается примкнуть к этому союзу. Сама по себе Гильдия воров притихла, но, как показывают последние события, вполне жива и здравствует.

— А Патрик, демоны его раздери, решил поиграть в просвещенного монарха! — Барон стукнул по столу уже пустым кубком. — Решил, что лавочники за прошлогодние дела получили достаточно и простил этих изменников! Простил, Мерино! У всех, кто поддерживает нашего императора против этих дворцовых интриганов, ум за разум зашел! Сколько ему говорили: милосердие к поверженному противнику хорошо только в бардовых песнях. В жизни, а особенно в политике, если враг упал, его добивают! Иначе получают кинжал в спину!

— Так, а вы, господин барон, чего же — в Сольфик Хун? — спросил Мерино: не бросал же старый воин да Гора своего господина, в самом деле?

— Тылы готовить. Ситуация развивается очень быстро, и все договоренности между фамилиями идут вразнос. Зная наше высшее дворянство и его любовь к заговорам, я не удивлюсь, если императора до конца года попытаются низложить. Слишком уж угрожающе выглядит этот союз Арендаля, Табрана и Карфенака. Надо готовить тылы, чтобы было куда отступать, в случае поражения.

— Но почему они недовольны императором, отец? — подал голос Бенедикт. — Ты же мне говорил, что Патрика Фрейвелинга на трон посадил Карфенак.

— Все так, сын… — Барон плеснул себе еще немного вина, на глоток, не больше. Оказавшись в кругу верных ему людей, которым он мог доверять (ведь доверил же им жизнь своего сына!), он чувствовал потребность выговорится. Чего не мог себе позволить в столице и вряд ли сможет в Сольфик Хуне. — И поначалу Патрик всех устраивал. Прославленный военачальник, образованный и просвещённый дворянин, мечтающий о единой и сильной Империи. Плюс происхождение, позволявшее ему претендовать на престол после трагической смерти Йорена Третьего. И да, именно карфенакский представитель тогда на Магистерии и сказал, что лучшего правителя Империи и желать невозможно. Даже первые реформы нового императора большая часть владетелей приняли с радостью. А его десятипроцентный налог с провинции на формирование бюджета для помощи слабым территориям? Уже в первый год с собранных налогом денег восстанавливали и укрепляли разоренный северянами Табран! Табранцы десятилетиями такого отношения к себе не видели. А вот теперь они с Карфенаком недовольны реформами Патрика…

— Я не понимаю!.. — Баронет забавно морщил лоб, пытаясь уложить в своей детской еще голове все те хитросплетения имперской политике, в которой тонули опытные и зрелые мужчины. Мерино бросил на своего воспитанника короткий одобрительный взгляд. Его радовал интерес мальчика и, пусть и обреченная на неудачу, попытка во всем разобраться. — Ведь если они всем были довольны, то почему против сейчас?

— Виноват сам Патрик, — вздохнул старший да Гора. — В своих амбициях, в неумении останавливаться, в своем, наконец, тяжелом фрейском характере. Все мы помним его отца…

Мужчины с пониманием и улыбками покивали. Да, Максимуса Фрейвелинга, Железного герцога фреев, помнили все — кроме Бенедикта, разумеется. Правителем он был посредственным, военачальником неудачливым, но упрямства и какого-то воспаленного чувства справедливости в нем было на всю Империю! Своих союзников он завоёвывал тем, что держал слово всегда, и стоял за них, даже когда ему это было невыгодно. Гвардейский капитан Сантьяго да Гора, принявший из его рук баронский титул, был предан ему до конца, хотя и видел все недостатки сюзерена. Ту же преданность он перенес и на его сына — Патрика. И снова — видя все его недостатки.

— Все мы помним его отца, — после недолгой паузы продолжил барон. — Так что не стоит удивляться тому, что в сыне проявляются отцовские черты. Десять процентов налога сделали Патрика самым любимым императором за последние лет сто. И если бы он умел останавливаться, если бы он умел слушать своих верных советников, таковым бы он оставался еще долго. Но он решил при жизни одного поколения сделать то, на что нужно пара сотен лет! Зачем он поднял налог до двадцати процентов? Зачем начал формировать имперскую армию? Не гвардию, а именно армию! Его потешные полки Бриллиантовых мушкетёров и пикинеров сперва лишь вызывали улыбку владетелей, но он же вынес на Магистерий вполне проработанное предложение о найме почти пятнадцатитысячного корпуса, вооруженного преимущественно пороховым оружием! Прекрасное предложение, кто бы спорил! Такой корпус нужен и должен быть! Но не так же в лоб! Естественно, члены Магистерия усмотрели в этом рост его личной власти. И, естественно, предложение провалилось. Хотя это не самое страшное. А вот сигнал, который он этим предложением подал нашему высшему дворянству — это уже страшно. Такого ему не простят.

— Сигнал, господин барон?

— Все забываю, что вы не играете в эти игры. — старший да Гора усмехнулся. — На вершине власти Империи дворянство постоянно борется за влияние. Но при этом стараются сохранять некий паритет сил. Усиление одной из фамилий никому не выгодно — именно это и привело к войне провинций в прошлом. Так что любого, кто пытается встать выше других, быстро ставят на место. А что есть формирование корпуса под рукой императора, как не попытка возвысится