Приятный кошмар - Трейси Вульф

тот парень, который прибыл на остров три месяца назад, чтобы сообщить, что она погибла, что она пожертвовала собой, чтобы спасти его, что ее гибель – это его вина. Моя тетя Клодия – мать Каролины – сказала ему не винить себя, ведь мы все знаем, что, если она что-то твердо решала, ее было не остановить.

Но, хотя в теории я и могла бы с этим согласиться, я все равно не желаю видеть его снова. И однозначно не хочу с ним говорить.

Потому что в ту ночь, когда я узнала о гибели Каролины, во мне что-то разбилось, и как бы я ни пыталась, мне так и не удалось вновь сложить осколки моего сердца – моей души – так, как было прежде. Она была моей лучшей подругой, чем-то вроде моей второй половинки, до того, как ее увезли в Этериум, притом безо всякого предупреждения и безо всякого объяснения причин. С тех прошло три года, а я по-прежнему не знаю почему.

Отчасти причиной, по которой мне все эти последние несколько лет так отчаянно хотелось покинуть этот остров, было стремление найти ее и спасти из этой мерзкой тюрьмы.

И что же, теперь мне придется выполнять классное задание по поэзии вместе с парнем, которого она любила? С парнем, который просто взял и дал ей умереть?

Меня начинает сотрясать дрожь, но я подавляю ее так же безжалостно, как до этого подавила слезы.

Слабость – это не вариант; нельзя ни проявлять ее, ни иметь.

И все равно во мне бушует ярость, бушует даже до того, как Реми неторопливо подходит к нам и останавливается в двух футах от моего стола. Я знаю одно – я ни за что не останусь здесь все время до окончания двенадцатого класса. Это заведение и так уже отняло у меня слишком много.

Мне нужен новый старт.

– Вы не против, если я сяду здесь – тихо спрашивает Реми, показав кивком на незанятый стол, стоящий напротив Джуда. При этом его темные спутанные волосы слегка колышутся, а пристальный взгляд его травянисто-зеленых глаз совсем не вяжется с беспечной небрежностью его вопроса.

Я бросаю взгляд на Джуда, но его лицо ничего не выражает – это верный знак того, что в глубине его души происходит нечто такое, о чем он не хочет никому говорить. И я его понимаю. Мне не хочется этого признавать, но я знаю, что утрата Каролины причинила боль и ему. То что он сделал со мной – с нами, – не стерло воспоминаний обо всех этих годах игр в прятки, об исцарапанных коленках, о том, как мы вместе играли в «признание или исполнение желания» и о наших бесконечных проказах. Надо думать, включение в нашу группу Реми и для него стало ударом под дых.

От того, что я это знаю, мне не становится легче. Но прежде, чем я успеваю придумать подходящий ответ на вопрос Реми, небо раскалывает огромная молния. За ней сразу же следует раскат грома, такой громкий, что он сотрясает все здание, и через считаные секунды, две люминесцентные лампы в классе взрываются.

Стекло разлетается везде и осыпает пол перед столом миз Агилар.

Она вздрагивает – судя по всему, она та еще трусиха, – затем верещит:

– Никому не двигаться, пока я уберу все эти осколки. Просто сосредоточьтесь на выполнении ваших заданий и не беспокойтесь обо мне.

Можно подумать, что кто-то беспокоится из-за нее. В общей неприглядной картине всего того, что происходит в этой школе, взрывающиеся лампочки – это пустяк, на который вообще можно не обратить внимания.

Она подходит к стенному шкафу, расположенному в задней части класса, и достает из него небольшую щетку и совок. Я не обращаю на нее внимания и вместо этого смотрю на свой стол, не в силах заставить себя заговорить с Реми. Джуд тоже не произносит ни слова, а просто смотрит на меня этими своими глазами, подмечающими все.

Когда становится очевидно, что скорее ад замерзнет, чем Джуд пригласит Реми присоединиться к нам, – и что вся группа вдруг начала питать куда больший интерес к тому, что происходит в нашем углу, чем к миз Агилар, – я пожимаю плечами и показываю кивком на незанятый стол. Это не самое дружелюбное приглашение, но это больше того, чего я от себя ожидала.

– Спасибо, Клементина, – говорит Реми официальным тоном и с печальной улыбкой на красивом лице.

У меня падает сердце. У меня с ним была только одна встреча, и недолгая, однако он хорошо знает, кто я, и я с ужасом осознаю – скорее всего, он знает обо мне куда больше, чем мне бы хотелось. Они с Каролиной были очень, очень близки. Не значит ли это, что она рассказала ему мои секреты? Те, которыми мы с ней осмеливались делиться только в темноте?

Внезапно я не могу не ощутить себя поруганной. Но теперь уже поздно что-то делать.

Если я позволила Реми присоединиться к нашей и без того зашедшей в тупик группе, это вовсе не означает, что я обязана разговаривать с ним или иметь с ним дело. Джуд, возможно, может устроить сцену, наплевав на последствия – ведь связываться с ним дураков нет, – но сама я не могу позволить себе такую роскошь.

Поэтому я перестаю спорить с ним об отношениях между Джоном Китсом и Фанни Браун, а вместо этого сосредоточиваюсь на ответах на вопросы об образном языке и стихотворном размере. Чем скорее мы выполним это задание, тем скорее я смогу выбраться из этого ада.

Поначалу Реми пытается помогать, но после того, как я несколько раз намеренно игнорирую его, сдается.

К плюсам можно причислить то, что Джуд в кои-то веки не отказывается от сотрудничества.

Возможно, потому, что он слишком занят слежкой за Реми, с которого он не сводит прищуренных недоверчивых глаз. А может, потому, что он чувствует, как близка я к тому, чтобы сорваться. Первые семь лет, которые он провел на этом острове, мы с ним были неразлучны, и он знает меня лучше, чем кто-либо как в настоящем, так и в прошлом, – если не считать Каролины. Однако к нам точно совершенно неприменимо изречение, гласящее, что «враг моего врага – мой друг».

После того как как в напряженной атмосфере проходит целая вечность, когда я стараюсь избегать взглядов как Джуда, так и Реми, наконец звенит звонок.

– Сегодня я буду пребывать в самом лучшем, самом позитивном своем настроении. И на сегодня это все! – бодро