Приятный кошмар - Трейси Вульф

Подбегает Ева, неся одеяло. Ее смуглое лицо, обычно покрытое румянцем, сейчас мертвенно-бледно, и видно, что она так же потрясена, как и я.

– Как ты? Все нормально? – шепчет она мне, отдавая моему дяде одеяло.

Я киваю, а Эмбер качает головой и голосом, охрипшим от крика, говорит:

– Посмотрите, как там Джуд.

– Со мной все хорошо, – отвечает он, но он шатается, и по всему в нем видно, что ему отнюдь не хорошо, особенно это относится к его рукам, частично покрытым волдырями, а частично обугленным.

– Очевидно, что это не так, – говорит дядя Картер, обведя взглядом толпу, пока не замечает меня. – Клементина, отведи его к врачевательнице.

Затем он накидывает одеяло Джуду на плечи.

От этих слов моего дяди глаза Евы округляются, и она переводит взгляд то на меня, то на него. Я знаю, что она ожидает, что сейчас я начну возражать, но после всего, что произошло сегодня, у меня просто не осталось на это сил. К тому же, если я отведу Джуда в кабинет тети Клодии, это вовсе не значит, что мне придется остаться там и держать его за руку – ни в прямом, ни в переносном смысле.

– Все путем, – заверяю я Еву, потому что что еще я могу сказать.

Моя соседка по бунгало, кажется, хочет возразить, но прежде, чем она успевает найти слова, моя дядя поворачивается к ней.

– Ева, пожалуйста, проводи Эмбер в ее комнату, чтобы она смогла переодеться. Все остальные, идите на уроки. Представление окончено.

Вот и все, теперь всем нам даны задания. Мне остается надеяться только на то, что это задание пройдет лучше, чем предыдущее…

Глава 15

Прямо У.Л.Е.Т

Я поворачиваюсь к Джуду, и теперь, когда кризис миновал, внезапно чувствую себя рядом с ним неуютно. Тем более что в эту минуту его обнаженный торс прикрывает только одеяло, которое накинул на него дядя Картер, так что видна его мускулистая грудь. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, прежде чем я наконец прочищаю горло и спрашиваю:

– Как ты думаешь, ты сможешь добраться до кабинета врачевания?

– Со мной все хорошо, – повторяет он. – Просто улет.

Я закатываю глаза.

– У группы «Аэросмит» есть одна очень старая песня под названием «У.Л.Е.Т.»[9]. Ты знаешь, что, по их мнению, означает эта аббревиатура?

– Уверенный в себе, Любознательный, Естественный и Трудолюбивый? – Он смотрит на меня с вызовом, как бы приглашая возразить ему.

Но я не доставлю ему такого удовольствия.

– Твое знание музыки прошлых лет так ужасно, что повергает в шок.

– О, я знаю эту песню, просто я не согласен с тем, что я ущербен или егозлив.

Он прав. В Джуде много чего намешано, но в нем явно нет ущербности или егозливости. Даже когда он был ребенком – потерянным, безутешным, – он ясно знал, кто он такой. И чего он хочет. А вернее, чего он не хочет. И насколько я могу понять, в последующие годы ничто из этого не изменилось.

Я замечаю, что он ничего не говорит о таких чертах, как тревожный или легковозбудимый. Да и что он может сказать? Он совершенно ясно ходячий пример и того, и другого, и был таким всегда, сколько я его знала.

Однако ему я этого не говорю.

Джуд не произносит ни слова, пока мы поднимаемся по трем лестничным пролетам, ведущим к кабинету тети Клодии, и я тоже молчу. Но тут над нашими головами опять гремит гром, и, посмотрев в окно, я вижу, как ближайшие деревья сгибаются под ветром чуть ли не пополам

При этом зрелище меня пронизывает тревога, и я впервые начинаю гадать, не окажется ли этот шторм еще хуже, чем я ожидала.

Хотя дверь наполовину открыта, я подумываю о том, чтобы постучать, но в кабинете темно, и тети Клодии нигде не видно.

– Здесь никого нет, – говорит Джуд и тут же разворачивается, как будто хочет как можно быстрее убраться из этого места.

Но таким образом мы с ним оказываемся лицом к лицу – вернее, мое лицо оказывается в непосредственной близости от его очень широкой, очень мускулистой и очень обнаженной груди. Его темный теплый аромат кардамона, кожи и насыщенного горячего меда – сразу же захватывает меня. От него мои колени начинают дрожать, сердце начинает биться часто-часто. Я говорю себе отойти, отодвинуться от него так быстро, как только возможно, но, несмотря на это, не сдвигаюсь с места. Я просто не могу.

Охваченная воспоминаниями, я вдыхаю его запах, вдыхаю глубоко. В эту минуту все становится так же, как раньше – как тогда, когда я действительно хотела быть рядом с ним.

И секунду, которая тянется как вечность, Джуд позволяет мне это делать. Он не шевелится, не дышит, не моргает – а просто стоит на месте и позволяет мне вспоминать.

Но затем он резко отстраняется, и меня пронзает жгучее унижение. У меня было три года, чтобы выстроить свою защиту, чтобы забыть нелепую влюбленность, которую я когда-то питала к нему, и все же один его запах заставляет меня снова чуть ли не таять у его ног. Это отвратительно.

Тем более что очевидно – у него самого нет таких проблем, когда дело касается меня.

– Думаю, это плохая мысль, – отвечаю я, стараясь говорить своим нормальным тоном и, достав телефон, отправляю сообщение моей тете Клодии. – Эти ожоги необходимо обработать до того, как в них попадет инфекция. К тому же я даже не могу себе представить, как сильно они болят.

– Я могу справиться с этой болью.

– Перестань пытаться вести себя как стоик, – говорю я ему.

Он пожимает плечами, как будто иногда человеку бывает так больно, что он почти не почувствует, если боль станет еще сильнее, – и ему неважно, намного сильнее или чуть-чуть.

Но меня больше не волнует его псевдомученическое поведение. Если он хочет уйти отсюда, прежде чем будут обработаны его ожоги, ему придется попытаться пройти мимо меня.

Посему я встаю прямо перед ним, сложив руки на груди и как бы говоря: только через мой труп.

– Если ты просто промоешь эти ожоги гелем для душа, от этого не будет никакого толку, и ты это знаешь.

При обычных обстоятельствах это бы не сработало, но Джуд стоит, шатаясь, и я настаиваю.

– Тебе нужна календула и, вероятно, эликсир из алоэ. И, возможно, мазь с куркумой.

Он опять пытается проскользнуть мимо меня, но на этот раз, когда он сдвигается с места, его рука