Рыжеволосая бестия - Мэг Хатчинсон

Ну вот и все. Алиса еще раз обвела взглядом комнату, которую убирала. Нигде не осталось ни соринки, все блестело чистотой. Холл-энд-коттедж стал для них приютом; здесь и к ней, и к матери относились очень хорошо, но все равно это был чужой дом, дом Иосифа Ричардсона, в котором он и останется. А им нужно покинуть его.

В тот день они проснулись раньше обычного. Алиса испугалась, что растревоженная мать своими криками разбудит Иосифа, поэтому побыстрее собрала ее и повела вниз по узкой лестнице, намереваясь уйти из дома, пока не проснулся Иосиф.

Но оказалось, что хозяин уже не спит. Иосиф сидел в гостиной у камина и подбрасывал уголь в огонь. Он ничего не сказал, когда Алиса пошла обратно наверх, чтобы снести кое-какие пожитки, завернутые в шаль, и молча принес со двора еще одно ведро угля. Потом он снова вышел, чтобы помыть руки у колонки.

Она попыталась поблагодарить его за все, что он для них сделал, но Иосиф не стал ее слушать и сказал, что, прежде чем идти, им с матерью нужно позавтракать и дождаться, пока рассветет. После этого, не проронив больше ни слова, он ушел на работу.

— Смотри не забудь, Томас, скажи Илии, что первого мая мы все едем на пикник… Не хочу, чтоб мы ехали на разных телегах…

Анна сидела за столом и укладывала несуществующие бутерброды в невидимую корзину.

— Tea, доченька, будь аккуратнее. Мы еще из дому не вышли, а ты сейчас вымажешь свое чудесное новое платье.

Снова Теа!.. У Алисы заныло сердце. Она когда-нибудь вспомнит про Алису? Неужели мать не знает, что в их семье было две девочки? Но к чему спрашивать? Последние месяцы доказали, что мать с ее измученным рассудком напрочь забыла, что у нее есть еще одна дочь, старшая.

Решив не думать о грустном, она бросилась к матери, чтобы помочь ей выйти из-за стола, и в этот момент в дверь громко постучали.

Марлоу Банкрофт лежал в горячей мыльной воде, положив голову на край белоснежной фарфоровой ванны. Затем он поднял ноги и, свесив их с закругленных бортов, услышал, как вода закапала на деревянные половицы.

Черт возьми, он был уверен! Он не сомневался ни секунды, что у него была самая сильная карта. Только поэтому он увеличил ставку до пяти тысяч.

Не открывая глаз, Марлоу произнес вслух:

— Боже всемогущий! Пять тысяч… Пять тысяч фунтов! Зачем я это сделал?

«Ты уверен… уверен, что хочешь занять такую большую сумму?»

Где-то в глубине сознания, еще не прояснившегося от бренди, всплыли слова Каина Линделла.

Был ли он уверен? Марлоу смотрел в одну точку на потолке. Да он был настолько уверен, что подписал бы любую долговую расписку. Да что там расписку — он бы душу заложил!

Три дамы и валет. Ни у кого за столом не было таких карт. Он вспомнил, как в тот момент в его жилах забурлила кровь. Эго был шанс разом решить все свои денежные проблемы, заплатить по векселям, вернуть деньги Линделлу и навсегда забыть об этих чертовых долговых расписках. Марлоу повышал ставки до тех пор, пока из игры не вышли все противники, кроме одного. Кто-то не имел на руках достойных карт, кого-то испугали столь высокие ставки, но он, Марлоу Банкрофт, чувствовал, что оседлал фортуну, и теперь беспощадно гнал ее к финишу… Однако его противник не сдавался.

Три дамы и валет. Клубы пара, поднимающиеся к потолку, напомнили ему сигарный дым, заполнивший игорный зал отеля «Георг».

Небрежным жестом Марлоу бросил карты на обитый зеленым сукном стол и насмешливо улыбнулся тому, кто сидел напротив него; но улыбка сошла с его лица, когда он увидел карты противника, выложенные таким же небрежным жестом.

Три туза и король! Господи, как он мог просчитаться? И все же он просчитался… Когда дамы стали идти в руки, он так обрадовался, что почти перестал следить за тем, какие карты сносят, не заметил, как на середину стола лег один туз. Остальные игроки, вероятнее всего, заметили это и просчитали, какие комбинации могут быть на руках у противников, — а потому, решив не рисковать, вышли из игры раньше.

А он этого не сделал. И теперь должен еще пять тысяч. Где же ему взять такую сумму?

Линделл сказал, что согласен подождать, что ему необязательно возвращать деньги сразу же. Марлоу рывком поднялся на ноги, отчего вода выплеснулась через край и рядом с ванной образовались лужицы. Рано или поздно придет тот день, когда долги нужно будет вернуть.

Плантация на Ямайке? Вытираясь и натягивая на себя одежду, приготовленную слугой, он в который раз стал перебирать в уме варианты, которые помогут ему выбраться из долгового болота. Сахарная плантация — это пара тысяч… По крайней мере такую сумму выдал банк под ее залог. Угольные шахты в Брансуике и Монуэе? Он уже давно проиграл их в карты, как и акции железной дороги Лондон — Мидлендс — Шотландия и Большой западной железной дороги.

Банкрофт-холл! Марлоу облачился в алый фрак, элегантные бриджи и надел высокие кожаные облегающие сапоги для верховой езды. Повязав на шею белый шелковый галстук, он завершил наряд и стал рассматривать свое отражение в высоком псише в раме из красного дерева.

Хозяин Банкрофт-холла!

Потянувшись за перчатками из тонкой лайковой кожи, Марлоу еще раз посмотрел на себя в зеркало и грустно улыбнулся.

Хозяин!

Но улыбка задержалась на его лице лишь на мгновение, и в серых глазах вновь появилась уверенность, губы надменно искривились. Хлопнув себя перчатками по бедру, он направился к выходу.

Через несколько минут Марлоу Банкрофт уже скакал верхом на гнедом жеребце, а свора гончих неслась впереди. Затем он резко осадил скакуна, обернулся и посмотрел на большой дом, возвышающийся среди ухоженных огородов и сада.

Банкрофт-холл — гордость отца и причина унижения матери. Марлоу засмеялся, но этот тихий безрадостный звук, едва сорвавшийся с его уст, вряд ли можно было назвать смехом. Мать… Аристократка до кончиков ногтей. Переезд сюда из родового имения был для нее настоящим позором, падением в бездну, с которым она так и не смогла смириться. Какие чувства она испытает, когда узнает, что даже этот дом у нее отнимают?

Хозяин Банкрофт-холла!

Уже без тени улыбки на лице Марлоу окинул взором высокие трубы и остроконечную крышу. Все это принадлежало ему. Но надолго ли?

В тот вечер Линделл тоже присутствовал в игорном зале отеля. Благоразумный Каин Линделл. Он отказался сесть за стол и, как всегда, предпочел наблюдать за игрой со стороны.

Игра затянулась. Банкрофт и Джеймс Ноулс, хозяин заведения, не вставали из-за ломберного стола до самого утра. Марлоу удивительно везло. Он почти физически ощущал присутствие удачи, чувствовал на себе ее мягкие руки, ее сладкое дыхание. То была его ночь, он не мог проиграть! Потом Ноулс, вспотевший от преследовавших его неудач, поставил на кон Бичкрофт, свое поместье, вместе с заводом «Вулкан Айронверкс».

Утреннее солнце, яркое, искристое, как драгоценный камень на перстне Ноулса, уже заглядывало в окна.