Страна призраков - Ли Патрик

– В налоговом реестре его нет, – сообщила Бетани. – Удивляться особенно нечему. Человек, занимающий высокий пост в такой компании. Безопасность у них на первом месте. Попробую заглянуть в реестр корпораций на Кайманах.

Еще полминуты поисков – и тот же негативный результат.

– Налоговых убежищ много, но, прежде чем продолжать, проверю файл социального страхования. По крайней мере, узнаем, что это за парень.

Поработав секунд двадцать, она тронула последнюю кнопку и улыбнулась. Но тут же нахмурилась.

– Что? – не выдержал Трэвис.

– Есть. В Соединенных Штатах лишь один Элдред Уоррен с карточкой социального страхования.

– Тогда это наш клиент.

– И да, и нет.

– Как так?

– Подожди минутку.

Минутка обернулась полутора минутами. Бетани находила информацию и тут же зачитывала вслух. Оптимизм ее таял на глазах.

– Клиент и впрямь наш, да только нам он не поможет.

– Почему?

– Потому что еще не работает в этом здании. Я сейчас в его блоге. Парень окончил школу права в Гарварде… вторым в своем классе… три месяца назад. Пока не работает.

– Трудно поверить. Разве такого специалиста не должны засыпать предложениями еще до того, как он купит шапочку и мантию?

– Предложений хватает, но такой парень умеет выбирать. Думаю, он сейчас не торопится. У меня в свое время было десятка полтора предложений, так я два месяца решала. Его степень, в сравнении с моей, более универсальная, поэтому и вариантов больше – от киностудий до лоббистских фирм.

– Ладно, пусть он сейчас на эту компанию и не работает, – согласился Трэвис. – Но ведь не исключено, что он уже ведет с ними переговоры. Мы могли бы потолковать с парнем, ткнуть стволом в физиономию, если понадобится.

– Не получится. По крайней мере, в ближайшее время. Если верить последней записи в блоге, он отправился в Японию с подружкой.

Трэвис опустился на диван, откинулся на спинку и устало потер глаза.

Полный ноль. Работать не с чем. Окружавшая ублиет невидимая стена оставалась такой же неприступной, какой и была, когда они только взялись за дело.

Он посмотрел на часы. Половина десятого утра. Пэйдж в плену почти десять часов.

Бетани расхаживала из угла в угол с бесполезным телефоном. Она тоже не знала, что делать.

Трэвис снова закрыл глаза.

Пэйдж хотела, чтобы они шли дальше. Хотела, чтобы они оставили ее и закончили то, что начала она. Так и сказала, почти этими же словами, когда в последний раз звонила Бетани. Она не играла. Всегда была такой, всегда так думала. У нее талант, она видит всю картину. Шесть с половиной миллиардов жизней против одной, ее. Сейчас Пэйдж лежит в том здании, через улицу, одна и отчаянно надеется, что они не станут рисковать ради нее, не будут пытаться ее спасти. Надеется, что они забудут о ней и займутся исключительно работой. Да, они могли бы так и сделать. Вернуться по веревке туда, в лежащий в руинах город, пройти по Вермонт-авеню, не обращая внимания на шестнадцатиэтажку, до Белого дома и посвятить несколько дней раскопкам и поискам какого-нибудь ключа. Если поиски ничего не дадут, можно перебраться через реку и провести еще несколько недель в Пентагоне. И потом им уже не придется думать о Пэйдж, потому что ее самой давно не будет. Ее срок истечет сегодня вечером.

Люди, расстрелявшие кортеж, взяли ее живой, потому что тогда это имело смысл. Действовать им пришлось без подготовки, решения принимать второпях, и вопросов было больше, чем ответов. Но с тех пор ситуация изменилась. Десять часов – достаточное время, чтобы провести инвентаризацию и дать новую оценку. Достаточное время, чтобы понять – она им не нужна.

Пэйдж, конечно, думает сейчас о том же. Лежит, связанная, и ждет, когда же ее похитители примут окончательное решение. Ждет, когда это случится. Она не будет плакать. Сохранит хладнокровие и рассудительность, скажет себе, что ее жизнь – всего лишь часть цены за выполненную работу. Она будет думать об этом даже тогда, когда почувствует прикосновение глушителя к виску.

– Ты ее любишь.

Трэвис открыл глаза.

Бетани остановилась посредине комнаты и смотрела на него.

– Ты любишь ее, – повторила она. – Пэйдж.

– Я знал ее меньше недели.

– Вполне достаточно.

– Почему ты думаешь, что я ее люблю?

– Потому что остался на той плите. Зайти на нее – одно дело, а вот остаться после того, как все затрещало… это уже совсем другое. На такое безумие человек может решиться только ради того, кем дорожит больше жизни.

Трэвис не ответил. Только смотрел в пустоту. Потом сказал:

– Я не могу… Не могу оставить ее там.

Еще минуту оба молчали. Трэвис зацепился взглядом за какую-то точку на ковре и смотрел на нее, не мигая. Потом вдруг повернулся к Бетани.

– Что Пэйдж сказала в самом конце того звонка?

– Что можно пройти. Что это не опасно.

Трэвис ненадолго задумался.

– Нет, она сказала не так. Во всяком случае, не совсем так. Прокрути еще раз запись.

Бетани включила запись. Слушали вместе. Напряженным, торопливым голосом Пэйдж давала Бетани последние инструкции: пойти к ней в комнату, забрать объект и уехать из Пограничного города. Воспользоваться объектом. Предать гласности то, что она узнает. Обратиться, если понадобится, за помощью к Трэвису Чейзу. Потом произнесла «черт… что еще?» и несколько секунд молчала. Трэвис снова услышал звук, который узнал еще при первом прослушивании, – топот бегущих ног. Тогда, в первый раз, он только его и слышал, этот звук. Теперь он сосредоточился на другом звуке, самом важном в этот момент. Дыхании Пэйдж. Два вдоха, глубоких и быстрых. Два выдоха. Не дрожащих. Сильных, бурных. Трэвис подумал, что как бы ни была напугана Пэйдж, еще больше она была расстроена. Пыталась вспомнить что-то критически важное, какую-то деталь, которую нужно было сказать Бетани в последние оставшиеся секунды. В ретроспективе это выглядело странно: если Пэйдж всего лишь хотела сказать, что через «окно» можно пройти, неужели это было так трудно вспомнить? Было ли это даже необходимо? Неужели Пэйдж думала, что они не выяснят это сами?

Секундой позже на записи прозвучал голос Бетани: «Что происходит? Где ты?»

И снова голос Пэйдж, громче и настойчивее, чем прежде: «Его можно взять с собой и вернуться! Пройти можно с ним!»

И все.

В наступившей тишине Трэвис посмотрел на Бетани, а потом оба посмотрели на черный цилиндр, все еще включенный и лежащий на кресле. В открытую радужку был виден лес и хмурое небо над ним. Спутанный манильский канат лежал на ковре, там, где они и бросили его, когда вернулись.