Морской ангел - Валерий Ковалев

– За дядьку надо вступиться, – тут же принял решение Морозов. – Напиши Сталину и точка. Если надо, мы с Жорой подпишемся.

– Спасибо, ребята, – сказал Дим, после чего отправил письмо маме.

В нем он сообщил о том, что узнал и стал ждать ответа.

Потом пришла весть из Тбилиси. Мария Михайловна писала, что она не хотела расстраивать сына и уже хлопочет о брате, что ему делать запрещала. Дмитрий знал мамины связи и перечить не стал. Она слов на ветер не бросала.

Вслед за этим была высадка в болгарском порту Варна. Бескровная и какая-то праздничная. Посигав с катеров на причал и привычно рассыпавшись веером, морпехи никакого сопротивления не встретили. Кругом стояла мертвая тишина – на судах, покачивающихся на волнах, в порту и прилегавших к нему улицах.

– Не иначе драпанули, – настороженно озирались десантники.

И вдруг со стороны огромных, ведущих в порт ворот донесся какой-то шум, похожий на вой и стал приближаться. Ребята – оружие на прицел и все внимание туда, ожидая атаки. Но тут створки ворот распахнулись, и на причал выкатилась большая толпа болгар, орущих «Братушки!» и ликующих.

Первых попавшихся под руку моряков толпа сгребла в охапку и стала подбрасывать вверх, а многочисленные девушки вручали остальным цветы и радостно визжали. Седой усатый дед заключил Петьку в дружеские объятия, а смуглая красотка взасос целовала опешившего Жору, тот счастливо улыбался.

Целых двое суток в городе царило веселье. Болгары угощали «братушек» вином, наперченными кебабами, брынзой и фруктами, в разных концах города звучали волынки и бубны.

В эти дни разведка потеряла Сашку Канцельсона. Правда, в переносном смысле. Изрядно приняв ракии, он отправился знакомиться с достопримечательностями Варны и в центре, у дверей булочной увидел стайку оборванных мальчишек. Те просили у толстяка в белом фартуке хлеба.

– Халата да те духне! – выругался толстяк и дал одному затрещину.

Не терпевший несправедливости Сашка вмешался и, отпихнув хозяина, завел ребятишек внутрь, где одарил всех свежими булками. А когда тот стал возмущаться, надавал жлобу[39] по шее. Исключительно в воспитательных целях.

Обиженный сбегал в порт и пожаловался начальству, за что Сашку выперли из разведки, переведя в стрелковый батальон, где его пригрел под своим крылом в качестве ординарца лейтенант Миша Ашик.

Далее последовала срочная переброска в Бургас[40]и долгий путь в раздолбанных вагонах и пехом к новому месту дислокации. Болгария оказалась изрядно разоренной немецкими союзниками. В отличие от жителей городов, сельское население перебивалось мамалыгой с овощами, и вскоре у моряков «кишки к позвоночнику приросли», как выразился Петя Морозов.

По прибытии на место, высыпав из вагона, разведчики сразу навалились на Димыча.

– Организуй питание, старшина, и точка!

– А чего я? – набычился тот. – Топайте к Абдуле, я всего лишь заместитель.

Командир взвода лейтенант Абдуллаев свое дело знал хорошо, но во всем, что касалось снабжения, был, как говорят, «не того» и препоручал все Диму. Так вышло и в этот раз. Выслушав моряков и тяжело вздохнув, лейтенант подошел к Вонлярскому.

– Очень надо, дорогой, – просительно взял за рукав. – Ты же знаешь, не умею я с этими тыловыми крысами.

– А я умею? – пробурчал старшина и сплюнул на землю.

– Ну да, – хитро прищурил раскосые глаза Абдулаев. – Еще как умеешь.

Интендантскую братию Дим не любил всеми фибрами души, но все, что положено, у них вырывал. Иногда с боем.

– Ладно, попробую, – сдвинул на затылок бескозырку. – Жора, почапали со мной к фуражирам.

Спустя полчаса они вернулись.

Дорофеев нес в руке полцибарки[41] кирзы[42] с кирпичом хлеба, а Дим покоил на груди три банки «второго фронта»[43].

– Это че, на весь взвод?! – возмутились моряки, увидев такое «изобилие».

– Больше нету, – пожал плечами Дим, – начпрод говорит, тылы отстали.

Кстати, тут у меня возникла мысль, вы пока организуйте костер, а мы с Жорой немного пошустрим.

И они направились к вагону, в котором ехали. Тот был последний в эшелоне.

Еще на подъезде к станции Вонлярский засек из окна теплушки светлое пятно, которое передвигалось далеко в степи, куда уходила грунтовая дорога. Кряхтя, приятели вытащили из вагона двухколесный «БМВ» (в роте таких было несколько), взгромоздились на него, после чего мотоцикл тихо заурчал и покатил в сторону грунтовки.

– Щас чего-нибудь организуют, – проводили экипаж взглядами моряки, вслед за чем двое направились к небольшому, окаймленному ивами пруду за водою, а остальные занялись костром и принялись выгружать амуницию.

Выскочив через пару километров на дорогу (судя по виду, по ней ездили не часто), мотоцикл понесся в степь. Степь была почти такая же, как в Крыму, но с разбросанными в разных местах перелесками.

– Вон там, слева по курсу! – проорал сквозь бьющий в лицо ветер Дорофеев, после чего Дим сбросил газ и «БМВ» тихо заурчал мотором.

На пологом склоне, рядом с буковым леском, паслось изрядное стадо свиней, а рядом с ним, опершись на герлыгу[44], стоял пожилой человек в постолах, с трубкой в зубах и мохнатой шапке.

– Здорово, отец! – остановил старшина рядом мотоцикл, а Жора приподнял над головой бескозырку, мол, «наше вам с кисточкой!»

– День добрый, хлопцы, – кивнув шапкой, ответил тот по-русски, с небольшим акцентом.

– Ты гляди, Дим, – слез с сиденья Жора. – Дядько на нашем балакает.

– И разумею, и знаю, – солидно ответил пастух. – Мой дед воевал на Шипке у генерала Гурко. Против турок.

– Ну, тогда помоги нам, – кивнул на стадо старшина. – Выдели одного кабанчика, в дороге совсем оголодали.

Болгарин перевел взгляд с него на Жору (тот сделал добрейшее лицо), задумался и почмокал трубкой.

– Добре, – сказал через минуту. – Берите вон того, с краю. И указал на громадную свинью, жевавшую что-то вроде газеты.

Сдернув с плеча автомат, Дорофеев направился к ней. Коротко стрекотнула очередь.

Потом моряки захлестнули «кабанчику» петлей задние ноги (веревка была припасена заранее), прицепили добычу к своему железному коню и снова подошли к дядьке.