Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев

И все бы ничего, но заканчивалась заметка следующими пассажами:

Это, конечно, был скандал. Статья ударила в самое больное место – как мы хорошо понимаем, это был не первый раз, когда намеки о «содержанчестве» Набокова начинали муссироваться в петербургском обществе, и для всех причастных эти подозрения были крайне оскорбительными, хотя Елена Рукавишникова, по слухам, входила чуть ли не в пятерку самых богатых невест Европы. (В очередной раз скажем, что стопроцентно поручиться за чистоту помыслов ВДН никто не может, и в первые годы после свадьбы Набокову пришлось особенно непросто, но нет ни единого хоть чем-либо подкрепленного указания на то, что он при женитьбе на Елене Рукавишниковой руководствовался исключительно корыстными интересами.) Конечно, выпад Снессарева не мог остаться без ответа. Но ответчиком был выбран не Снессарев и даже не основатель «Нового времени», Алексей Суворин («Суворин-старичок», как его назвал Саша Черный в знаменитом стихотворении «Чепуха»), а его сын Михаил.

Алексею Суворину было уже под 80, и он серьезно болел. Михаил Суворин (будем его называть просто по фамилии) находился в расцвете сил и лет, а главное – он был руководителем газеты. Газеты, которая, под началом еще старшего Суворина, никогда не скрывала негативного отношения к Набоковым – не только Владимиру Дмитриевичу, но и его отцу, бывшему министру.

Набоков считал, что вступать в «какие-либо сношения» со Снессаревым ниже его достоинства (а его сын много лет спустя в отношении Снессарева употребил приметное определение «недуэлеспособная личность»; подлинные причины такого отношения к журналисту неясны), и решил вызвать на дуэль непосредственно Суворина – причем не напрямую, а через своего посредника и родственника Николая Коломейцева (он был вторым мужем Нины Дмитриевны, старшей сестры героя нашей книги). Коломейцев пришел в редакцию «Нового времени» и переговорил с Сувориным. Редактор газеты не выразил готовности публично приносить извинения за выступление Снессарева, и в результате Коломейцев на месте передал Суворину письменный вызов от имени Набокова. Однако редактор его не принял, то есть не забрал письмо или записку, в которой содержался вызов.

Пару дней спустя Набоков, решивший придать дело огласке, выступил в той же «Речи» с заметкой, которую, однако, озаглавил «Письмо в редакцию», то есть выступил как частное лицо. В тексте Набоков коротко изложил суть вопроса, упомянул свое отношение к Снессареву и рассказал как об отказе Суворина принести официальные извинения, так и об отказе от дуэли. «Мне остается только подчеркнуть, что редактор “Нового времени”, очевидно, так же мало, как и его сотрудник, заслуживает того, чтобы кто-нибудь ожидал от него естественного проявления личной порядочности»[30], – резюмировал Набоков.

После этого началась публичная перепалка. Суворин ответил в новой статье, стараясь выставить в глупом виде как Набокова, так и Коломейцева. В частности, Суворин сделал вид, что вызов Набокова не был «официальным» и что он вообще не понимал, что Коломейцев – секундант Набокова, а не просто парламентер. Однако на людях редактор «Нового времени» выглядел не очень красиво: смешались две истории – «трамвайная», со Снессаревым, и оскорбление Набоковых. Владимир Дмитриевич снова ответил. Можно было бы повторить за Аркадием Аверченко его великое «и все заверте…», но стать долгим скандалу было не суждено. Газетных реплик суммарно получилось не так много (без учета самой первой статьи Снессарева – пять), но высказано было немало. В результате Набокову удалось Суворина «заговорить» аргументами и правильной, с его точки зрения, интерпретацией ключевого события – отказа, который редактор дал Коломейцеву в первый визит. Суворин так и не извинился (упоминаемый во многих публикациях факт извинений в адрес ВДН – выдумка), а последнее слово в печати осталось за Набоковым (все статьи-заметки фигурантов скандала более подробно цитируются в большой статье Юрия Левинга «Антипатия с предысторией»).

Впрочем, справедливости ради отметим, что настойчивое решение Набокова вызвать на дуэль именно Суворина не очень понятно. Оскорбление со стороны Снессарева – да. Считал ниже своего достоинства вызывать автора некрасивой заметки на дуэль – хорошо. Но почему такое настойчивое желание драться с Сувориным? Суворин сам справедливо недоумевает в одной из газетных реплик:

И это истина: в знаменитом дуэльном кодексе написано: «За напечатанную оскорбительную статью несет ответственность автор» (пункт № 114). Есть, правда, и другой пункт (№ 117) в той же главе: «В пяти случаях ответственным является также редактор: 1) когда подписавший статью отказывается дать удовлетворение…»[32]. Но ведь к Снессареву Набоков не обращался, более того, его секунданты сами пытались переговорить с Набоковым о возможной дуэли, но тут уже от встречи с ними уклонился сам Владимир Дмитриевич.