Афанасий Никитин. Время сильных людей - Кирилл Кириллов

Вдалеке между деревьями мелькнули тусклые огоньки. Друзья остановились, замерли, вглядываясь, вытянув шеи, как суслики. Разглядели наскоро вбитые в землю столбы с плошками, в которых тлели неяркие огоньки. Десятка три крытых войлоком повозок на огромных деревянных колесах без спиц. Они стояли рядами и образовывали некое подобие улиц, где шатры над повозками были как бы жилыми домами, а те, что со скарбом, — вроде сараев и заборов. В центре этого «городка» была площадка, на которой горел большой костер. Вокруг бродили смутные тени, не иначе стража.

Внутри некоторых войлочных хижин горели очаги, выбрасывая сквозь круглые отверстия в потолке струйки белесого дыма, вынося оттуда запахи жареного мяса. У купцов, не отведавших с утра маковой росинки, забурчало в животах.

Невдалеке они углядели стадо выпряженных из повозок быков с огромными кривыми рогами и горбами сала на загривках. А где-то невдалеке блеяли невидимые в темноте овцы. Похрапывали лошади. Кудахтали куры в специальных садках, притороченных к задкам иных телег. По меркам кочевников, это было очень большое стойбище.

— Опять попали, — грустно произнес Афанасий. — Обходить этот ползучий хлев опасно, наверняка какая-нибудь гадкая овца шум поднимет. А собаки? Где овцы, там и собаки ведь?

— Не, — ответил Михаил. — Татаре собак любят. Но по-своему. Как изловят, сразу в котел. Но овцы те не хуже собак: если чужого учуют, такой шум поднимут, только держись. Ну? Возвращаться?

— Пока до наших доберемся, рассветет. А с восходом и татаре в путь двинутся. Как раз на нас выйдут.

— Уходить надо. Только они быстро идут. На конях да на повозках, быками запряженных, а мы от них пешедралом, — зло сплюнул Михаил.

— А может, спрячемся где?

— Не выйдет. Они овец полумесяцем пускают. Те объедают все, что на пути встретят. Травы вообще не остается, кусты голые, как после зимы стоят. Там нас вмиг узрят.

Афанасий задумчиво сорвал с ближайшего куста клейкий молодой листочек. Покатал его в пальцах.

— Выходит, уходить надо от берега? В горы?

— Пожалуй. Если поймают, прирежут да собакам скормят, а то и сами не побрезгуют.

— А чего ж их сюда занесло-то? — изумился Афанасий. — Тут особо кочевать негде, не степи.

— Может, недород какой в верховьях вышел или снег поздно сходит, вот и тронулись вниз по реке — травки свежей искать. Овцам-то не объяснишь, что надо пояс потуже затянуть. Они не пожрут, так сдохнут. Чувствую, и я сдохну, если не пожру, — вздохнул Михаил.

— Слушай, друже, — не обращая внимания на его стенания, пробормотал Афанасий, — а смотри-ка, сколько дерева у них. Видать, и правда они в местах, ближе к лесам лежащих, обретались.

— Ну?

— Если пару повозок умыкнуть, так их разобрать можно да плот сладить. Да на том плоту вниз и спуститься. Я прикидывал связать из обломков струга, что река на берег вынесла, но там щепа, а тут доски крепкие. Раздербаним, лыка надерем, свяжем, и в путь. Ежели вдоль берега, и палки хватит, чтоб от мелких мест отталкиваться.

— Удивляюсь я тебе, Афоня, — пробормотал Михаил. — Вроде обычный мужик. Как все. Здоровый, конечно, как медведь, но и поздоровее видали. А вот как придумаешь что, так хоть стой, хоть падай.

— Ты это в каком смысле? — обиделся купец. — В худом?

— Наоборот, — усмехнулся Михаил.

— За то, что Бог дал, не хвалят, — невидимо в темноте зарделся польщенный Афанасий.

— Не в Боге дело. Он в тебя только искорку вложил, а огонек из нее ты уж сам раздул, опытом своим, усердием да ума востростью.

— Хватит уже, — оборвал его Афанасий, тыкая пальцем в темноту. — Видишь, там, с краю, телеги кучей стоят? Те, что к воде ближе…

— Вижу, — проследил за указующим перстом Михаил.

— Большинство маленькие, со скарбом, а вот та одна большая. Видать, жилая, только войлок снят. Для починки или еще для чего в сторону отогнана. Если ее одну в воду скатить, так и хватит.

— Силенок у нас маловато. Здорова больно.

— Главное — с места столкнуть, потом сама пойдет. Ну, и мы подналяжем, сам же говорил, здоровы как медведи.

— Я только про тебя говорил. — Михаил задумчиво расчесал пальцами порядком отросшую бороду.

— Теперь, Мишка, я тебе удивляюсь. Хвалишь ты меня за востроту ума и смекалку, хвалишь, а как до дела, так в кусты?

— Афоня, — протянул тот удивленно, — к татарам в стойбище лезть — это как самому на плаху голову сложить и палачу знак подать — руби, мол.

— Да, может, так и лучше, чем бегать зайцами от охотника.

Михаил в ответ только махнул рукой.

Друзья спустились к воде и направились в сторону лагеря по узкой полоске речного песка. Остановились около тропы, вытоптанной в прибрежной растительности. Люди с ведрами и голодные животные не только выбрали здесь всю траву до мельчайшей былинки, но и содрали слой земли до самого песка. Михаил приподнялся, стараясь разглядеть, что происходит в лагере. Афанасий положил на макушку друга огромную ладонь и пригнул его к земле.

— Дура, — с расстановкой, как дитяте малому, пояснил он, — если смотришь из кустов, не поверх башку высовывай, а сбоку. Не то торчит, как чучело в поле.

— Не подумал как-то, — потер гудящую шею Михаил.

— Давай так сделаем. Я иду в лагерь, отвязываю телегу и качу к воде. Ты затаиваешься тут с саблей и рубишь всякого, кто за мной увяжется. Потом залезаем и сплавляемся на ней по течению.

— Ты один такую уволочешь? — усомнился Михаил, но больше для порядку. Ему очень не хотелось приближаться к татарскому лагерю — знал, чем кончиться может.

— Выхода нет, — усмехнулся Афанасий. — Жди.

Он пошел к лагерю, стараясь держаться края обглоданной растительности. Михаил остался один. Сначала он видел силуэт друга на фоне неяркого света костра, потом потерял. Временами ему казалось, что он видит перебегающую от кочки к кочке тень, временами думалось, что это морок.

Его начали донимать комары. Зачесалась спина, причем как раз в том месте, где не достать. Захотелось по-маленькому. Да ведь нельзя — в татарском лагере в любой момент может начаться переполох. Хорош же он будет со спущенными штанами! Чтоб как-то отвлечься, он присел, разминая ноги. Переложив саблю в другую руку, покрутил кулаком, сжал-разжал пальцы. Ногтем проверил заточку и острие своего оружия.

За этими-то занятиями он и упустил самое начало представления.

Только что было тихо и темно — вдруг стало светло и громко. Закричали люди, замычали и завозились животные, что-то грохнуло, сломалось, повалилось. Кто-то закричал. Небольшой костерок вспыхнул чуть не до неба, будто кто уронил в него старую рубаху и та занялась. В следующий момент он увидел, как к берегу катится двухколесная арба с белым шатром для пожитков сверху, а за ней бежит Афанасий, ухватившись могучими руками за оглобли и толкая ее вперед себя.