Афанасий Никитин. Время сильных людей - Кирилл Кириллов

Хитрован извлек из груды расписанную огромными розами по белому сукну сорочку. Растянул на руках, разглядывая. Подивился размеру:

— Что ж за напасть? Такое платье разве что гиппопотаме заморской впору будет. Или на Андрея, вон, напялить, да и то подвязать придется.

— Это у нас на Руси женщина ценится тонкостью стана да величием груди, — разъяснил Михаил, отрываясь от очередной версии сказки про чудесное спасение. — А здесь неохватность стана ценится, и чем он неохватнее, тем, значится, и красивее. Да на нос еще и ноги смотрят.

— А что нос и ноги? — заинтересовался Хитрован, в этих краях почти не бывавший и с местными обычаями не знакомый.

— Нос должен быть маленький и курносый, как пуговица. Такой примерно. — Михаил приподнял пальцем кончик своего носа, показывая, как должно быть. — А ноги колесом. Чем кривее, тем лучше. — Он изогнул свои в коленях. — От так. Это чтоб удобнее за бока лошадиные цепляться было.

— Да то не гиппопотама, то целая крокодила получается, — ужаснулся Хитрован. — Как с такой уродиной жить?

— Да ничего, живут не тужат, — ответил Михаил. — Детей, вон, рожают табунами. Ты подумай, может, и тебе кочевницу присмотреть, вы б хорошо вместе смотрелись.

— Я-то «может быть», а ты, похоже, уже, коли столько о бабьих кривоногостях знаешь. Ведь чтоб это узреть, надо ее того…

— Да иди ты… — Михаил выудил из горы тряпок какой-то платок, скатал его комом и швырнул в обидчика. — В штанах они ходят под кафтанами длинными, оттого и видно.

Хитрован со смехом увернулся.

«Вот ведь, — подумал Афанасий, наблюдая за ними, еще прошлой ночью под смертью ходили. Злые, напуганные, голодные. А опасность миновала, солнышко пригрело — и расцвели. Зубоскалят».

— Корабль, корабль! — закричали с кормы.

Купцы враз замолчали, подобрались, вглядываясь в серый росчерк под белым пятнышком паруса. Михаил положил руку на рукоять сабли. Добрые люди или разбойники опять? Или местный князек, запросто способный покуражиться над беззащитными купцами? Или иная напасть?

— Варяги? — брякнул один из крестников.

При этом слове всем на плоту стало не по себе.

Историями о набегах витязей в рогатых шлемах до сих пор пугали непослушных детей.

— С чего это ты взял? — спросил Андрей, задремавший было в теньке, но теперь вскочивший на ноги и вместе со всеми оглядывающий корабль.

— Да вишь, фигура какая у него на носу, — ответил тот. — Змеюка, пасть раззявившая. От нее название их гадостное[23]и пошло.

— Не похоже. Вишь, щитов по бортам нет, что воинов от стрел прикрывать должны. И вымпела на мачте нету. Это купцы новгородские. У самих, небось, поджилки трясутся по морям ходить, вот и строят корабли, с драккаров слизанные, чтоб таких олухов, как ты, отвадить.

— Хотелось бы верить, — буркнул Михаил.

Андрей посмотрел на него с прищуром: мол, зелен еще мне не верить.

Корабль меж тем приближался. Уже стали различимы резная голова со вставленными вместо глаз кусочками слюды, выплевывающая символический огонь, фигурки людей, копошащихся у мачты, и крест на парусе. Слава богу, православный.

Стремительно разрезая темные воды, корабль поравнялся с плотом. Вся его команда столпилась у одного борта, разглядывая плывущее по воде сооружение.

— Чего вылупились-то? — подбоченясь, вопросил их Хитрован. От пережитого испуга он стал злым и петушливым.

— Как тут не вылупиться, — ответил с корабля дородный плечистый мужик, по всему, владелец или главный наниматель. — Сколько лет с товаром хожу по землям разным, отродясь такого чуда чудного, дива дивного не видел.

— Ну, смотри, — разрешил Хитрован. — За просмотр денег не берут.

Мужик хмыкнул и пожал плечами, отойдя от борта.

— Э… погоди, — окликнул его Афанасий.

Тот замер, глядя на него через плечо.

— Прости друга нашего. Не ел давно, не спал две ночи, с татарами зарубался. Видать, умом со страху чуть повредился. Кидается на всех. — С этими словами Афанасий так наступил на ногу Хитровану, что тот скрючился от боли, забыв мерзкие слова, готовые вырваться из его горла.

Заслышав вежливое обращение, мужик повернулся к Афанасию, вопросительно поднял бровь.

— Купцы мы из Твери, в Ширван направлялись, да стали жертвой разбоя. Товар у нас покрали, вот идем к шаху ихнему Фарруху. Вызволять.

— Дело святое. Удачи вам желаю купеческой.

— А сам куда идешь?

— В Ширван, вестимо. Сейчас все туда идут.

— А может, возьмешь нас на борт да подвезешь хотя бы до Тарки?

— И рад бы, да не могу. Все товаром завалено, людей сажать некуда. Да и деньжат, — он внимательно осмотрел купцов, — судя по всему, у вас нету. Чем платить будете?

— Деньжат нету, то верно. А может, платьями возьмешь?

— Некуда мне платья девать, православные. Ничем помочь не могу.

— А может, на веревку нас подцепишь? — спросил Михаил.

— Это как?

— Сбросишь веревку за борт, привяжешь к корме, а мы ее тут у себя зацепим и пойдем за тобой, как плуг за лошадью. Ну, а когда придем, отдадим тебе все тряпки в благодарность. Вон у нас их сколько.

Афанасий вырвал из рук хитровановского племянника огромных размеров рубаху и показал на растяг.

— Эва!

Мужик хмыкнул, почесал бороду, покачал головой, усмехнулся и махнул рукой: а давайте, мол. К корме привязали канат, сбросили в воду. Один из племянников его выловил и закрепил за прочную доску. Поплыли.

Новгородский купец не удержался от проказы, велел-таки спустить весла. Корабль рванул вперед, увлекая за собой тверских купцов. Поначалу было боязно, на набегающей волне нос плота задирало вверх. Колеса арбы крутились со скрипом. Все на ней ходило ходуном. Но постепенно привыкли. Успокоились, разлеглись на палубе. Даже умудрились поспать ночью, хотя многим было не по себе.

К тому времени, как дошли до моря, в эту пору удивительно спокойного, успели перезнакомиться. С купцом, прозывавшимся Василий сын Александров, и племянником его, угрюмым мужиком, бывшим десятником городской дружины, тверичи как-то не сошлись. Потому старшие держались особняком. А вот племянники и крестники сбились на носу, перекрикиваясь с такими же юнцами с корабля о житье-бытье.

От них тверские купцы узнали, что на границах с княжеством Московским опять неспокойно. Иван Васильевич, князь московский, окончательно подминает под себя Новгород и Ярославль, мутит удельных князей и бояр, переманивает их на свою сторону. А Михаил ищет союза с польским королем Казимиром.