Темная сторона души - Елена Михалкова

Елена Игоревна, узнав о быстрой развязке, тут же успокоиласьи даже не стала читать дочери морали в надежде, что та «сама все поймет». И надва месяца в семье воцарилось относительное спокойствие. Относительное, потомучто Светлана страдала, тихо плакала по ночам, кусая подушку, а с утразамазывала корректором уродливые круги вокруг глаз и пятна на бледной коже,чтобы не сплетничали коллеги. Она потухла, сникла, вела долгие разговоры сама ссобой, иногда озвучивая свои мысли вслух. А через два месяца узнала о том, чтобеременна.

Вопрос о том, оставлять ли ребенка, даже не поднимался: дляЕлены Игоревны аборт был грехом, отвратительным, как убийство, а для Светланыребенок был желанным, особенно потому, что возраст ее уже подходил ккритическому для беременности и родов. Старородящая – вот кто она теперь. Но,несмотря на оскорбительное звучание медицинского термина, Светлана радоваласьсвоему состоянию, радовалась, что родится мальчик – обязательно мальчик, онаточно знала! – и он будет немного похож на Виталика, но в целом – на нее.Будет ласковый, спокойный, часто болеющий и любящий читать про пиратов больше,чем сказки.

И так она нафантазировала себе ребенка, во всехподробностях, со всеми мелкими штрихами и особенностями характера, что, когдапринесли ей Егора, она чуть не оттолкнула его: это было не ее дитя, а чужое –страшное, лиловое, с огромной гидроцефалической головой и вяло свесившимисяручками. А потом, когда все выяснилось про ребенка, вокруг наступила темнота –словно людей, свет и радость отсекли от нее огромным острым ножом-гильотиной, ихолодное железо встало стеной по кругу. «Це-реб-ральный па-ра-лич,це-реб-ральный па-ра-лич», – молотило в голове, когда она шла по улице,резала мясо, пеленала ребенка. Вот теперь она в полной мере осознала, какуюкару пророчила ей мать, и никак не могла понять – неужели она совершиланастолько страшный грех, чтобы карать за него – вот так?!

Откуда Виталик узнал о случившемся, было для нее загадкой,но подсуетился он быстро: позвонил не самой Светлане, а Елене Игоревне и мягковыразил сочувствие. Заодно предупредил, что знает: у Светы были другие мужчиныодновременно с ним, поэтому если та рассчитывает на помощь с его стороны, тоон, к сожалению, отказывается. Но сочувствует.

Попрощался – и деликатно исчез из их жизни навсегда.

Первые полгода Светлана страстно надеялась на то, чторебенок вот-вот умрет. Ей было непонятно, как, а главное, зачем теплится жизньв этом с рождения исковерканном существе. Она показывала его врачам,добросовестно выполняла все необходимые процедуры и каждое утро ожидала, чтосын не проснется. Но постепенно ее надежда стала угасать, превращаясь в тупоебезразличие. Если бы не мать, Светлана наложила бы на себя руки – она уже зналакак: лечь в ванную, быстро, не думая, нажать на вены бритвой, опуститься втеплую воду, закрыть глаза и ни о чем больше не беспокоиться. Но мать быларядом – твердая, несгибаемая, поддерживаемая своей верой. Безо всяких сомненийона приняла, что ребенок – не только крест дочери, но и ее собственный. Итащила на себе и его, и Светлану – не сгибаясь под своей ношей, с изредкавспыхивающим в глазах фанатичным блеском.

За то время, что я живу здесь, я уже так много доказал себе,что, пожалуй, можно и остановиться. Поездка выходит на редкость удачной. Яникогда не ощущал себя таким талантливым. Работается легко, впечатлениясобираются как раз такие, какие мне и нужны. Я складываю их в свою копилку идостаю по мере необходимости. Особенно приятно сочетать сбор впечатлений сфизиологической разрядкой. Звучит, конечно, несколько пошловато, но ведь изначительным людям были свойственны небольшие слабости. Значит, и мнепозволительно. В конце концов, все идет на пользу моему делу.

Одно плохо: мне катастрофически не хватает впечатлений дляглавной сцены. А она должна быть жизненной, непридуманной. Что же делать субийством? Полагаю, его не так сложно осуществить, как кажется убогомузаконопослушному большинству. Возможно, если хорошенько все продумать, я смогунайти подходящую кандидатуру, а заодно избавить мир от очередной бессмысленнойкровососущей твари в человеческом обличье. Я даже знаю одну такую.

Опасно, конечно, очень опасно. Но, во-первых, соображенияопасности не могут остановить меня. А во-вторых (и самое главное), никакаяопасность не может перевесить то, что я получу в результате. Результат вышевсего, даже выше чужой жизни. Впрочем, почему «даже»? Особенно – чужой жизни.

С утра подул сильный ветер, прогоняя над деревней Игошинонагромождения облаков, объемных сверху и плоских снизу, словно их подровнялиножом. Глядя на эти облака, Маша решила, что на озеро она не хочет, а хочет влес, насобирать земляники или черники в маленький бидон с веселой пятнистойкоровой на крышке.

– Ма, давай дядю Сережу с собой возьмем, –предложил Костя, заправляя кровать.

– Давай, – обрадованно согласилась Маша, довольнаятем, что такую отличную идею подал сын, а не она сама. – Пожалуйста, кепкуне забудь и руки намажь от комаров.

– А ты куда?

– А я позову дядю Сережу.

Но Бабкина дома не оказалось. Когда Маша постучала в окно,оттуда высунулась пожилая румяная женщина, внимательно оглядела ее и сказала,немного окая и растягивая слова:

– Утро доброе, утро доброе… А Сереженьки нет. Отправилая его с другом квитанции оплатить за электричество, а то, не ровен час, отключатменя. Они на велосипедах и покатили.

– А далеко? – спросила Маша, надеясь, что черездесять минут Сергей с другом вернутся и можно будет позвать их с собой.

– Так в Малаховке, – немного удивленно ответилаженщина. – Где ж еще платить-то? Хотя вы ведь не местная, не знаете.Далеко – не далеко, а часа два-то еще прокатаются. Если очереди на почте небудет.

Маша вздохнула, поблагодарила ее и пошла к дому. Открываякалитку, она услышала громкие голоса и внутренне поежилась: опять ЮлияМихайловна добилась своего и устроила скандал. Но, подойдя поближе, поняла, чтоошиблась, – семейство Вероники собиралось пешком на озеро и громкообсуждало, кому что нести.

– Машка, привет! – воскликнула Вероника,поворачивая к ней оживленное лицо. – Пойдем на озеро?

– Не, Вероника, мы с Костиком в лес собрались, –отказалась Маша. – Слишком ветрено сегодня. А где…

Она не договорила, но все ее поняли.

– Юлия Михайловна с утра пораньше соседейкараулит, – наябедничала Ирина, сворачивая подстилку и запихивая ее впакет. – Даже завтракать не приходила.

– Вот и классно, – буркнул Димка, болтавший ногамина стуле. – Пап, не забудь мой круг!

– И крем от загара, – напомнила Вероника.

– И помидорки, – добавила Ирина.

Митя оглядел их и беспомощно развел руками. Семья Егоровыхдружно рассмеялась, и каждый снова занялся своим делом.