Грачев — «Центру» - Ким Петрович Закалюк

этом городе, окутанный туманом неизвестности. Ходили слухи, что штурмбанфюрер застрелился, но никто не видал его трупа, и слухи о смерти тоже оставались загадкой.

Позднее в одном из донесений Кузнецова командованию отряда появятся такие строки о фон Ортеле: «…Лидия (Лисовская. — К. З.) получила от него сведения, о достоверности которых судить не берусь. Фон Ортель рассказывал, что в Германии изобретена какая-то летающая бомба вроде самолета, которая будет с большой быстротой покрывать расстояния до четырехсот километров и производить огромные разрушения.

Я хотел лично «поговорить» с ним, а при случае предоставить эту возможность и вам, но оказалось, что Ортель неожиданно исчез».

Эти сведения о самолетах-снарядах, которые гитлеровцы стали применять только несколько месяцев спустя, были срочно переданы в «Центр».

Николай Иванович сообщал в этом донесении также о переброске штабов с востока на запад в связи с приближением Красной Армии и о минировании фашистами ряда крупных зданий в Ровно.

…Кузнецова неотступно преследовала мысль о загадочном исчезновении Ортеля. Но ничего вразумительного не могла сообщить на этот счет даже Майя Микота, которая ближе всех была к Ортелю, считавшему ее своим агентом.

— Да, он был очень доволен чем-то, говорил, что ему оказана большая честь, что дело очень крупное…

— Но куда, куда он поехал? — допытывался Николай Иванович.

Майя пожала плечами:

— Не сказал…

— Майя, постарайтесь восстановить в памяти все даже самые мелкие подробности разговора, все детали, намеки. Поймите, это очень важно для нас!

Девушка и сама это понимала, но только качала головой:

— Я спрашивала, не говорит. Вот только разве… Нет, вряд ли это имеет значение. Обещал мне, когда вернется, привезти персидские ковры.

— Персидские ковры?..

Кузнецов встревожился не на шутку. Интуицией разведчика он чувствовал в этом какую-то разгадку внезапного исчезновения Ортеля. Первая заповедь разведчика — не оставлять без внимания ни одной, быть может, на первый взгляд кажущейся мелочи. Персидские ковры? Вряд ли это случайно. И вдруг Николая Ивановича осенила догадка: значит, они со Скорцени предпринимают «вояж» куда-то на Восток, в Иран? Что бы могло там заинтересовать гитлеровских головорезов?

Потом из сообщения нашей агентуры в Швейцарии в «Центре» стало известно о происках немецких разведчиков в Иране. Так факт за фактом вырисовывалась картина, истинный смысл которой стал понятным после того, как в ровенских лесах получили запоздавшие московские газеты. Одна из них — «Правда» от 19 декабря 1943 года — попала к Кузнецову. С волнением читал Николай Иванович напечатанное в ней сообщение:

«Заявление Рузвельта на пресс-конференции. Лондон. 17 декабря (ТАСС). По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, президент Рузвельт на пресс-конференции сообщил, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, потому что Сталину стало известно о германском заговоре.

Маршал Сталин, добавил Рузвельт, сообщил, что, возможно, будет организован заговор на жизнь всех участников конференции. Он просил президента Рузвельта остановиться в советском посольстве, с тем чтобы избежать необходимости поездок по городу. Черчилль находился в британском посольстве, примыкающем к советскому посольству.

Президент заявил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. Для немцев было бы довольно выгодным делом, добавил Рузвельт, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана. Советское и американское посольство отделены друг от друга расстоянием примерно в полтора километра…»

Лицо Кузнецова сияло счастливой улыбкой. Да, он имел право гордиться. Он стал одним из тех, кто разрушил злодейский план гитлеровцев.

В 1964 году проживавший в Мадриде бывший начальник секретной службы СС Отто Скорцени в беседе с корреспондентом парижской газеты «Экспресс» заявил, в частности, следующее: «Из всех забавных (!) историй, которые рассказывают обо мне, самые забавные — это те, что написаны историками. Они утверждают, что я должен был со своей командой похитить Рузвельта во время Ялтинской конференции. Это глупость: никогда мне Гитлер не приказывал этого. Сейчас я вам скажу правду по поводу этой истории: в действительности Гитлер приказал мне похитить Рузвельта во время предыдущей конференции — той, что проходила в Тегеране… Но бац! (Смеется.) Из-за различных причин это дело не удалось обделать с достаточным успехом…»

Одной из этих «различных причин», сорвавших у Скорцени «Дальний прыжок» — таким было кодовое название покушения на Большую тройку, — стало, как рассказывает В. М. Бережков, бывший на Тегеранской встрече личным переводчиком Сталина, предупреждение, полученное из ровенских лесов.

«В то время в Тегеране мало кто знал, — пишет Валентин Михайлович в книге «Тегеран, 1943», — что важные сведения о готовившейся диверсии против глав трех держав поступили из далеких ровенских лесов, где в тылу врага действовала специальная группа под командованием опытных чекистов Дмитрия Медведева и Александра Лукина. В эту группу входил и легендарный разведчик Николай Кузнецов, осуществивший немало смелых операций в районе оккупированного нацистами города Ровно».

В 1943 году у села Вэлыки Телковычи, что во Владимирецком районе, у «Победителей» произошло знаменательное событие. В отряд прибыл секретарь Ровенского подпольного обкома Компартии Украины В. А. Бегма.

Радостной была встреча. Бегме был представлен Н. В. Грачев, разведчик, который действует в Ровно под видом гитлеровского офицера.

Василий Андреевич подошел к Грачеву и обнял его:

— Бесконечно рад познакомиться. Как же, как же, слыхал. О вас в народе ходят настоящие легенды. — И к Медведеву: —Вот это сюрприз! Спасибо, Дмитрий Николаевич.

Кузнецов улыбнулся и смущенно ответил:

— Работаем, товарищ секретарь обкома, но до главного еще не добрались…

— Вы имеете в виду уничтожение Эриха Коха? — спросил Бегма.

— И Коха, и добычу таких разведывательных данных, которые особенно пригодились бы нашему командованию…

— Кузнецов был приятным собеседником, — вспоминал Бегма. — Говорил он не торопясь, спокойно. Время от времени повторял: «А мы еще мало сделали, Василий Андреевич». И тогда его задумчивые серые глаза смотрели куда-то вдаль. О чем он думал в эти минуты? О той большой, еще не сделанной работе? Или, может, о семье, о родных, о жизни после войны?..

Мы все любовались Кузнецовым. Высокий, стройный, в каждом движении его чувствовалась большая энергия, сила.

— Когда вы так прекрасно изучили немецкий язык? — поинтересовался я.

— Еще в детстве… Я вообще люблю изучать языки. Вот уже неплохо владею украинским, пою украинские песни. В селах и хуторах считают меня своим, украинцем.

— И они не ошибаются, — говорили мы. — Вы действительно свой и русским, и украинцам — всем народам нашей страны.

— Да, все мы за одно правое дело. Среди моих побратимов — разведчиков больше всего украинцев, есть и поляки. Крепко дружат у нас люди. С такими не пропадешь…

Эта встреча с членом Центрального Комитета, секретарем