Роль любимой женщины - Евгения Михайлова

— Нет, не от тебя, Кирилл, — сказала она спокойно. — Просто устала, была напряженная программа. Хочу отдохнуть перед дорогой.

— А я хочу тебя поздравить с наградой. Смотрел. Действительно супер. Но я бы снял тебя лучше.

— Спасибо. Поздравил. Я пойду?

— Как-то ты неприветлива. Я хотел по-настоящему поздравить. Пригласи к себе.

И он в довершение этих ужасных для Алены слов посмотрел на нее таким похотливым, нечеловечески отвратительным взглядом, так по-хозяйски провел ладонью по ее декольте, что она потеряла самообладание.

— Пошел к черту, пьяная ты скотина! Ты пришел поиздеваться в этот важный для меня день. Отравить его, как ты отравил мою жизнь. Пошел вон, грязный, подлый ты придурок!

Говорить этого не нужно было, конечно. И Алена отлично знала, что за этим последует. Но это уже неотвратимое развитие событий. И она себе не хозяйка, она, как всегда, приближает свой кошмар.

Он бил ее по лицу, рванул на груди ее самое нарядное платье. Она не удержалась на ногах, упала. Кирилл занес над нею ногу…

А дальше все было, как в чужом кино. Сдавленный стон Кирилла, звук падающего тела, и Алену, почти потерявшую сознание, уносят чьи-то сильные руки.

Она пришла в себя в роскошном номере на широкой банкетке в холле. Над ней склонилось ослепительно красивое мужское лицо. Алена не сразу поняла, что это Александр Кивилиди.

— Все хорошо, bella, — сказал он. — Я так понимаю, мы имели небольшую неприятность встретиться с вашим бывшим мужем. Теперь все в порядке. Он успокоился. Придет в себя не раньше утра. И его сразу посадят на самолет в Москву.

— Как вы все узнали?

— Легко. Подошел к вашему режиссеру, чтобы спросить, вернетесь ли вы на банкет. Хотел выпить за вашу победу с вами по бокалу очень хорошего шампанского. Специально его заказал. А режиссер мне рассказал про вашу несуществующую мигрень. Оказывается, вы просто прячетесь от бывшего мужа, чтобы не произошло то, что произошло. Секрет Полишинеля это оказался. Я успел вас догнать. И поучаствовать по мере сил.

— Спасибо. Мне так стыдно.

— Не надо говорить ерунду. Не надо даже ее думать.

— А мы в моем отеле?

— Да, он и мой заодно. Этот номер за мной всегда.

— Тогда я пойду к себе. Приведу себя в порядок, приму ванну, выпью успокоительное.

— Можно и так, — сказал Александр. — А можно иначе. У меня не одна ванная. И есть все, включая халаты всех цветов и размеров, успокоительное тоже найдется. Но оно может и не понадобиться. Я захватил с собой то шампанское, которое хотел распить с вами за вашу блистательную победу.

— Но я в таком виде… У меня, наверное, разбитое, опухшее лицо.

— У вас прекрасное лицо. Слишком прекрасное, на мой вкус. И мне хочется сегодня его видеть. Подарите такую возможность.

Так начиналась та ночь И надо было Алене уйти. И не было бы беды, от которой она прячется всю жизнь.

Она пошла на кухню за очередной таблеткой снотворного. Ей хотелось спрятаться в сон от Алексея, который должен скоро вернуться. Потому что та безумная, самая яркая и самая больная в ее жизни ночь жарко вцепилась в нее клыками и когтями воспоминаний. Это был яд. Это был плен. Это было ее разбуженное наваждение.

Из ванной она вышла босиком в черном пушистом, длинном халате, и Александр, встретив ее, повел за руку в огромную гостиную. Ковры вкрадчиво, успокаивающе ласкали и грели ее ноги, чистые пряди влажных еще волос окутали голову облаком цвета червонного золота и шоколада. Большие серо-зеленые глаза под мокрыми ресницами стали теплыми от горячей воды, света и ощущения полной защищенности, безопасности. Алена посмотрела на стол с напитками, фруктами и сладостями, на множество светильников и огромные зеркала на всех стенах и невольно улыбнулась Александру: несмело, благодарно и доверчиво. Кажется, ее праздник все же состоится. Да еще так неожиданно и загадочно. Так трогательно: ведь этот почти незнакомый человек ее спас.

Александр ответил ей серьезным, внимательным взглядом и подвел к одному из зеркал. Кивнул на их отражения. Актриса и властелин ее праздника встретились взглядами уже в зеркале. Для них обоих реальность — это отражение, мгновение, кадр, они умеют видеть себя со стороны. Им так понятнее все, что с ними происходит. А происходил побег из жизни в какой-то ими же придуманный, экзотический сюжет. И сердце Алены билось в ритме закадровой мелодии, она осознала наконец, что стала, пусть на этот вечер, лучшей актрисой. А этот кадр в зеркале — он показался почти сном. Она видела двух людей, мужчину и женщину, редкой красоты. И подходили они друг другу так, как могут подходить только два человека на земле.

— Да, — кивнул ее отражению Александр. — Именно так.

Он прочитал ее мысли. И это нисколько не удивило Алену.

В спальне, на огромной кровати, под интимными лучами светильников, Алена опять видела в зеркалах их отражения. Она, которая привыкла рассматривать себя постоянно, критично, придирчиво — так ли падает свет, так ли ложатся тени, не слишком ли видны морщинки, не искажены ли черты, смотрела сейчас на себя удивленно. То, чего не смогли сделать никакие гримеры и софиты, то, что было не под силу самому умелому оператору, появилось, быть может, только на этот вечер или ночь, здесь. Так ее украсил, осветил и выделил случайный партнер. Так ей шел этот мужчина, который смотрел уже не на отражения. Он рассматривал ее, как коллекционер, который нашел главную в своей жизни ценность. Он касался ее без похоти и без нежности. Он еще никак не выдавал страсти. Он осторожно и вкрадчиво приближался к самой возможности обладания. Как недоверчивый отшельник, как скупец, как самый коварный из завоевателей и поработителей. Алена понимала, что это необычный, властный, сильный и, скорее всего, жестокий человек. Для всех, кроме нее, жестокий. И эта мысль поначалу ее даже возбуждала…

Александр водил пальцами по тонким голубым нитям вен под ее прозрачной кожей, по очертаниям губ, глаз и подбородка. Задерживал ладонь на полной груди, тонкой талии, гладких бедрах. Он не делал ничего, чтобы вызвать ее страсть, доставить удовольствие. «Наверное, так ведет себя законченный эгоист, — подумала Алена. — Он думает сейчас только о чем-то своем». Но когда она почувствовала его силу, когда вся и полностью оказалась в его власти, ее анализ умер. Ей казалось, что она не сможет вынести столь сильное желание, что у нее разорвется дыхание, вылетит из груди сердце, если он не даст ей спасения прямо сейчас.

Он дал ей спасение. Алена посмотрела на него потрясенно и благодарно сквозь пелену жара в глазах. И увидела по-прежнему серьезное и сосредоточенное лицо. Резкая морщина между бровями стала еще глубже, синие глаза потемнели до черноты. Губы, наоборот, побелели. Он был почти страшен в своей беспощадной красоте.

Они выпили по бокалу шампанского. Алена взглянула на стенные часы и произнесла: