Я из Зоны. Небо без нас - Дмитрий Григоренко

– Знаешь, ты, когда действуешь – то Кузьма, а вот когда начинаешь тормозить с принятием решения, – то, извини, солдатик, – наконец-то ответил он. Помолчал минуту, добавил: – без обид. Ты спросил, я ответил.

Теперь я взял паузу. Обидно такое слышать от человека, которого спас. Хотя, если бы сделал все верно, то и спасать не пришлось. Сложный выбор, как ответить. Послать?

– Ну, тогда за взаимную правду. Спорить не буду, так что, – я привстал с табурета и протянул руку.

Трофимыч отложил в сторону нож, вытер ладонь о бушлат и пожал. Крепко так пожал, будто мы заключили договор.

Под ногами грязь, в глубине мерцает аномалия. Я достал маленький складной ножик и начал есть, периодически запивая водой из бутылки. Все же, горд за себя. Я продолжал уминать тушенку, а огонь в лампе пожирал керосин и, по-моему, мы оба счастливы.

Трофимыч дернул еще порцию. Любит это дело? Во время учебы нас водили в музей уродцев. Страшное место, где жалко рожденных детей с патологиями, не совместимыми с жизнью. Вот их и консервировали в банки-колбы и заливали тремя-четырьмя литрами спирта. Думаю, сталкер от такой растраты огненной жидкости долго бы возмущался.

В качестве стакана он использовал маленькую рюмочку. Железная, с накарябанным чем-то острым изображением противогаза. Возможно, автор хотел показать лицо сталкера с одним из обязательных атрибутов. Противогаз, или как называли его мы – «презерватив», служил наказанием для солдата. Нет, я не про всякие извращения, а про самое простое ношение.

Выдавали его в холщовой сумке, на которую обязан прилепить дощечку с фамилией, и носишь ты эту сумку с собой. Она хоть и маленькая, но раздражает дико. Потерять нельзя, оставить нельзя, а использовать нам, не ходящим в Зону, случаев не представлялось.

Только при проверке, под крики старшины, надо успеть натянуть за несколько секунд презерватив на голову.

Я сидел спиной ко входу. Смотреть на морду «туши» отказывался, боясь, что вырвет.

– Трофимыч, – решил спросить я, – а в Зоне часто презерватив используют?

Сталкер замер в удивлении, даже не донес до рта кусок мяса:

– Кузьма, тебя нагло обманули, в Зоне нет проституток.

– Нет, на рюмке нацарапан противогаз. У нас его по-другому называют, – пояснил я.

– А! В мое время «хоботом» звали.

Трофимыч повертел рюмкой, свет от керосиновой лампы весело заиграл на боку.

– Это мне нацарапал друг. Хороший друг, который оступился и сделал ошибку. Я остановить его не успел, в тот момент далеко находился, – произнес Трофимыч с грустью в голосе.

Получается, он рюмку носит, как зарубку о прошлом. Интересно, а что за друг? Спрашивать я не стал, зачем человеку душу бередить. Захочет, сам расскажет. Однако Трофимыч продолжил разговор о противогазах.

– «Хобот» штука нужная. Правда, применять ее редко приходится. Я про себя говорю. Глубоко, к АЭС я не хожу, различные загрязненные районы стараюсь обходить стороной. Хотя, однажды историю слышал. Направились трое сталкеров на Болота артефакты искать…

– Так они же закрыты? – спросил я. После еды хотелось спать. Хотелось уронить голову на стол и отключиться. Хотя, раскладушка-то стоит за спиной Трофимыча.

– Хе. Теперь, они закрыты на две трети. В Зоне многое меняется, был момент, когда после сильного Всплеска Топи стали открытыми. В курсе?

– Нет, – сказал я, – Трофимыч, а раскладушка меня выдержит?

Он намек понял.

– Ложись, спи. Я тебя подниму, в караул по схрону заступишь. А пока байку слушай, – серьезно сказал он и продолжил: – Так после очередного Всплеска опять все поменялось, точно Зона умылась. Это не помешало троим отправиться в поход за журавлем в небе…

Я снял бушлат, аккуратно сложил его на табурет. Сумку поставил сверху. Раскладушка жалостно скрипнула подо мной, хотя садился очень аккуратно. Лег, натянул рваное одеяло. Холод от стены бодрил. Понятно, почему раскладушка стоит ближе к столу, а не упирается в стену. Все как у нас в казарме. От этой простой мысли мне стало веселее. Профилактика заболеваний. Так прислонишься к стене во сне, заболеешь, и как Баранову, потом придется получать уколы в попу.

Трофимыч теперь оказался спиной ко мне. Он неторопливо доедал банку тушенки и прищурено поглядывал на периодические вспышки «разрядки». Та рада стараться, щелкала чаще и чаще. На погоду, что ли?

Я посмотрел в сторону двери. Морда скалилась. Мерзко, и закрыть никак. Сверкнула молния. Подул свежий ветер. Начался дождь. Вот и странности Зоны, за день отмахали аж километра два. Становится ясно, почему при таком небольшом размере тяжело и долго ходить по отчужденной территории.

Прежде чем заснуть, я, каким-то чудом, успел услышать окончание рассказа Трофимыча, и даже начало новой истории.

– Так вот, из них, у одного «хобот» на плече болтался. И самое интересное, попали они в зараженный участок на болоте. Пузыри на поверхность поднимались и лопались, вонь стояла ужасная.

– И тот, с противогазом, остался жив, остальные погибли? – спросил я тихим голосом. Банальная страшилка, похожими нас пугали «деды» в части.

– Нет, выжил другой, который сообразил и забрал «хобот», – сказал Трофимыч и налил еще себе.

– Это как же он забрал? – я аж приподнялся на раскладушке.

Трофимыч согнул пальцы, показав пистолет:

– Бац-бац.

Весело тут у них. Трофимыч поднял банку от тушенки.

– Помню, нас, солдатиков, на складе с тушенкой оставляли. Людей много служило, на всех открыть, отереть от солидола времени и сил уходило немало. Так вот, кушать хотелось, как тебе сейчас. Понятное дело, мы ее ели.

Сталкер поставил банку на стол.

– Обыскивали нас. Ну, на выходе понятно, чтобы не своровали. А вот что главное, на входе тоже. Знаешь, в чем заковырка?

– Нее, – промычал я, погружаясь в пучину сна.

– Смотрели внимательно, есть ли с собою хлеб. Проверено лично, только тушенку, больше двух банок в себя не впихнешь. Жирная она…

Я провалился в сон.

Почти сразу же открыл глаза. Керосиновая лампа шипела и мигала. Банка забита доверху бычками от сигарет. В темноте проступали контуры мебели. Лампа вдохнула воздух, и огонь осветил табурет. Обычный, солдатский, с окрашенными до половины в серый цвет ножками.

Сон. Даже когда вырубаюсь, не дает мне Зона отдохнуть. Конечно, чаще всего сон – это проекция из жизни. Мозг ищет выход из лабиринта проблем, ищет решение задачи. Читал, что мозг не в состоянии придумывать новые лица, новых людей, а для создания сна выдергивает из глубин памяти встретившихся на жизненном пути. Даже если мельком, давно, проезжая мимо на автобусе увидел человека, то он может присниться. Парадокс.