Я из Зоны. Небо без нас - Дмитрий Григоренко

Я решил перевернуться на другой бок, сменив эту безрадостную картину. Всегда помогало. Сон липкий, я вдыхал гарь от керосина, воздуха не хватало. Во сне закрыл глаза, перевернулся. Раздался скрип отодвигаемой табуретки. Открыл глаза. Морда «туши» находилась перед лицом. Красные глазки бурили во мне дырки, и я проснулся.

Трофимыч сидел за столом в той же позе. Прибавилось окурков. Я вдохнул поглубже, странно, воздух чистый, не прокуренный. Сердце стучало, пытаясь выбраться из решеток ребер. Туша находилась на месте.

Приснилась же полная чушь!

– Встал? Или еще будешь спать? – спросил сталкер, не поворачиваясь.

Я промолчал, пытаясь понять, чего именно хочу.

– Тебя в группировку «Сон» надо записать, – продолжил Трофимыч. Затянулся. Огонек на кончике сигареты затрещал с такой силой, что я смог услышать этот процесс.

– Почему сон? – спросил я. В горле першило, голову будто набили мягкой ватой.

– Спишь много, вот чего, – ответил сталкер.

Попытался, встал, раскладушка зашаталась. Я протянул руку и схватил Трофимыча за плечо, стараясь удержаться. Сталкер положил сверху свою руку, и татуировка оскалила пасть. Выглядело это страшно, набитый пес норовил укусить.

Я дернулся и проснулся окончательно.

Время тянулось медленно.

– Ну, навалились! – скомандовал Трофимыч.

Я напрягся, упираясь ногами в скользкий пол. Повышенная влажность или от дождя? Раскладушка завалилась на бок, и я рухнул, на удивление Трофимыча. Охарактеризовал падение он фразой:

– Солдатику больше не наливать.

Намекал на отпитый спирт с баклажки.

– Мутанта не трогай! – строго сказал Трофимыч.

Я старался его не задевать. Мышцы болели от напряжения, а чертова дверь не хотела открываться.

– Уперлись! – выдохнул он, и мы вместе попытались приподнять створку. На чуток она приподнялась, на самый миллиметр и вернулась на место.

– Перерыв, – выдохнул сталкер.

Я прислонился спиной к белой стене. Вспыхнула «разрядка» и морда «псевдотуши», расположенная и так очень близко передо мною, приобрела ужасающий вид.

Нет, я видел мертвых свиней. И головы их, когда проходишь по рынку, нанизаны для привлечения внимания покупателей. Эх, я больше люблю плов из баранины, и сейчас бы не отказался от домашней колбаски. Или просто мелко порезать кусочки сочного, темно-красного мяса, обвалять в приправах и обжарить несколько минут на сковородке. Уплел бы за милую душу.

Я отошел к столу, взял бутылку с водой и отпил короткими глотками. Экономлю.

Трофимыч же рылся вокруг.

– Понял, почему мне она не нравится, – сказал я и плюхнулся на табурет.

– Ну да, не дает открыть двери, преследует, пытается убить и схарчить… – перечислял Трофимыч, – так что поводов много. Правда, зная тебя, Кузьма, уверен – ты имеешь свою вескую причину.

Сталкер взял деревяшку, покрутил ее, повертел. Мы пытались приподнять створку двери и просунуть туда палку, создать тем самым рычаг. Трофимыч отбросил ее в сторону и пояснил:

– Трухлявая. Как та, первая, что разлетелась. Надо железяку.

Я кивнул. Надо выбираться и идти дальше. Хотя, я уже начал подумывать, не вернуться ли мне назад. Ночь провел? Провел. Приключений на пятую точку нашел и даже успешно их пережил.

– Автомат, – предложил я, шкрябая лейкопластырь.

– Голову подложи, – недовольно проворчал сталкер и посмотрел на меня, – рану не трогай, пусть заживает.

– Пусть, – согласился я и продолжил разговор: – Мне морда мутанта не нравится по простой причине. Она, словно взяли кожу с лица и натянули на свинью, и вот мутант, вроде зверь, а чем-то напоминает человека.

Трофимыч перестал рассматривать раскладушку.

– Знаешь, Кузьма, слухи ходят, мутанты-то не просто так появились. Радиация там, гибернация, еще долгие годы должна влиять, прежде чем появилось бы такое. – Он махнул в сторону двери.

Я промолчал, ожидая, что сталкер продолжит, и не ошибся. Заметил, после пробежки, он стал больше со мной общаться. Как он говорит: ищи причину? Почему? Наверное, тропа мутантов к болтовне не располагала. Или старается поддержать меня. Все же закрытое помещение, с одной стороны аномалия, с другой мутант. С одной стороны, неподвижная аномалия, с другой – мертвый мутант. С одной стороны, аномалия, которая мешает поискать лом, с другой стороны – шесть центнеров, которые мешают выйти на свободу.

– Слухи ходят, лаборатории есть. Наследие советской эпохи и гонки вооружений. «За ценой не постоим!» и это во всем выражалось. Правильно, победителей не судят, но… – Трофимыч подошел к «разрядке» и начал всматриваться.

– Но мы проиграли? – закончил я.

Трофимыч многозначительно промолчал. Я взял из пакета бутерброд. Крайний. Неровно разломал белый хлеб, разделив по кусочку колбасы. Третий кусочек повертел и положил Трофимычу. Он подсел, хмыкнул и поменялся бутербродами:

– Ешь, тебе еще расти.

– Куда ж еще? И так почти метр девяносто, – сказал я. Бутерброд казался верхом кулинарного искусства. Эх, в следующий раз возьму батон и две палки, нарежу… В следующий раз, в медицинском пункте, поправил я сам себя.

– Вширь расти. Жердь худющая.

Трофимыч откусывал меленькими кусочками и тщательно пережевывал. Открыл бутылку и налил в стакан.

Пока я мучился от кошмаров, спирта в баклажке существенно уменьшилось. Интересно, что ж ему снится, если он не хочет ложиться спать?

Трофимыч оценивающе посмотрел на меня и добавил:

– Не, расти вверх. Не знаю, как сейчас, в мое время рядовому выше сто девяноста, положена двойная пайка. Рост измеряют в медчасти, так что у тебя проблем не возникнет. Скажешь начмеду, он штамп и роспись поставит.

– Угу, – промычал я, заглатывая последний кусок колбасы, – что, правда?

– Ну, ты, Кузьма… Сам же служишь в пункте, а не знаешь прописных истин, – сказал Трофимыч.

Я не успел объяснить, что этим еще не занимался. Сталкер бросил бутерброд на стол, схватил лежащий рядом автомат.

– Туши лампу, – скомандовал он, перемещаясь к перевернутой вагонетке.

Я ткнул выключатель, обжегся о горячий металл. Свет неторопливо погас. За спиной вспыхнула, зашипела аномалия и через минуту погасла.

Нас окружила темнота.

«Туша» зашевелилась. Дернулась уродливая голова. Послышался странный звук, похожий на всхлипывание. Я опустился на корточки. Да и створки теперь перестали казаться надежной защитой. Трофимыч же присел на колено и направил ствол в сторону двери. Черт. Я ж еще и прикалывался, что у «туши» две жизни.