От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - Виктор Гаврилов

Однако, если бы функционировала подлинно демократическая система, а политические и военные решения не принимались единолично Сталиным, многих крупных ошибок накануне и в ходе войны удалось бы избежать. Репрессии 1930-х годов, беззаконие и произвол породили в народе чувства страха, неуверенности и подозрительности. В конечном итоге это создавало дополнительные предпосылки для появления в советском обществе идеологически неустойчивых элементов, вставших в период оккупации или плена на путь измены Родине.

По некоторым оценкам[1577], советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий Гражданской войны 1917–1922 годов, а его предпосылками послужили особенности общественно-политического развития предвоенного СССР. Среди них прежде всего следует назвать репрессии, коллективизацию, фактическую нерешенность национального вопроса, религиозные притеснения и т. д. Наиболее распространены пораженческие коллаборационистские настроения были среди крестьянства, в наибольшей степени пострадавшего от советской власти в предвоенное десятилетие. Именно на крестьянство обрушилась насильственная коллективизация, высылки, де-факто ограбления, неполноправное положение и так далее. К началу 1940-х годов это привело к тому, что в определенной части советского общества оформились стойкие протестные настроения, вылившиеся в ряде случаев в повстанческое движение[1578].

Другая часть общества проявила склонность к коллаборационизму вследствие массовых репрессий, которые проходили в тридцатые годы и которые служили, с точки зрения Сталина и его окружения, средством зачистки страны и ликвидации потенциальных противников советской власти в ее сталинском варианте. Эти репрессии порождали новых недовольных, новых пострадавших. Несомненно, что часть из них пошла на службу немецким оккупационным властям, а на фронте с началом войны в Красной армии под влиянием указанных причин отмечались многочисленные случаи дезертирства, пораженческих настроений и даже перехода на сторону врага[1579].

Угроза войны, с одной стороны, подстегивала ускоренное развитие народного хозяйства страны, в первую очередь проведение форсированными темпами индустриализации. Но, с другой стороны, очевидно, что она требовала предельно разумного, бережного, рационального использования всех материальных средств и человеческих сил, их максимального накопления, а не уничтожения. Совершенно ясно, что не только репрессии 1937–1938 годов против военных, инженерно-технических и партийно-государственных кадров, но и «раскулачивание», и голод 1932–1933 годов, и чрезмерно ускоренный, на пределе человеческих возможностей, темп промышленного строительства и развития, и попрание советской демократии, – все это вело к напрасной растрате сил и средств, к невыполнению намеченных народнохозяйственных планов, а тем самым к ослаблению обороноспособности страны. Неудачи начального периода войны и огромные людские потери в определенной степени объясняются и этими причинами.

Тем не менее на рубеже 1930–1940-х годов, несмотря на сложный и противоречивый характер политического, социального, национального, духовного развития советского общества, были созданы важные предпосылки, позволившие советскому государству выстоять в начальный, самый тяжелый период Великой Отечественной войны, а многонациональному народу Советского Союза – пойти на любые жертвы и осознанные страдания во имя защиты Отечества, что явилось настоящим феноменом советского общественного сознания. Целенаправленная идеологическая работа, проводившаяся в предвоенные годы, вовлечение населения в широкомасштабную систему военного обучения, воспитание патриотизма на благородных исторических примерах героев – защитников Русского государства и на примерах современного подвижничества, самоотверженности и героизма уже советской эпохи послужили тем фундаментом, на котором у всего народа СССР – мужчин и женщин, детей и стариков, гражданских и военнослужащих – удалось сформировать любовь к Отечеству и готовность по первому зову выступить на его защиту.

После окончания Гражданской войны перед руководством партии большевиков и СССР на повестку дня встали вопросы, связанные с выработкой основных направлений дальнейшего военного строительства, всесторонним изучением и обобщением опыта Первой мировой и Гражданской войн с учетом возможных будущих вооруженных столкновений советского государства с капиталистическими странами. Развитие отечественной военной науки в этот период протекало на фоне острой идеологической борьбы между двумя основными военными школами и их сторонниками. Одна из школ опиралась на методологию марксизма-ленинизма, его философию, а другая – на «традиционные военные знания», проповедовавшая развитие военной мысли без учета социально-классовых, политических изменений, отстаивавшая «вечные» принципы военного искусства независимо от характера и типа военной организации общества. На развитие военной науки существенное влияние оказывали сложная международная военно-политическая обстановка, опасность для Советского государства новой интервенции, ограниченные материальные возможности для реализации теоретических разработок, постепенное сужение возможностей для свободного обсуждения актуальных научных проблем.

Значительный вклад в развитие методологии и общих основ военной науки и теории военного искусства внесли В. А. Алафузов, Я. И. Алкснис, А. В. Голубев, Н. Е. Варфоломеев, А. И. Егоров, Г. С. Иссерсон, К. Б. Калиновский, С. Н. Красильников, А. Н. Лапчинский, В. А. Меликов, А. А. Свечин, В. К. Триандафиллов, М. Н. Тухачевский, М. В. Фрунзе, Б. М. Шапошников и др. Большую работу проводили Военно-историческая комиссия (Комиссия по исследованию и использованию опыта войны 1914–1918 годов), Военно-исторический отдел, развернутый затем в Управление по исследованию и использованию опыта войн Штаба РККА, военные академии, военно-теоретические и научные журналы, в том числе «Армия и революция», «Военная мысль и революция», «Война и революция», «Военный вестник».

Развитие военной науки опиралось на критическое изучение и обобщение опыта Первой мировой[1580] и Гражданской[1581] войн. При этом выявились две тенденции. Последователи одной из них преувеличивали опыт Первой мировой войны, а другой – канонизировали опыт Гражданской войны, считая, что обстановка, в которой она происходила, будет характерной для всех справедливых, освободительных войн.