Артания - Юрий Никитин

Он задохнулся, чувства бурлили в нем, раскачивали. В головестоял гул, сердце стучало часто, в груди щемящая боль, во рту привкус горечи.

– Я освобождаю тебя! – прокричал он. – Иботебя заключил мой верховный отец, а я… а я… я человек! Это мне он передалвласть над этим миром!

Скала дрогнула, Придон попятился. Послышался треск, в скалевозникла трещина, вырвался красный огонь, словно заключенный там дракон с силойвыдохнул пламя. Придон ощутил сильнейший жар, закрылся руками.

Треск повторился громче, груда камней вывалилась с грохотом.В образовавшейся пещере бушевал оранжевый огонь. Там трещало, щелкало, словновеликаны ломали через колено столетние дубы.

Придон отступил на шаг. Из черной скалы клуб огня оформился вгигантскую, в два человеческих роста, фигуру, сотканную из плотного жаркогопламени. Падший разогнулся в полный рост, Придон закрывал лицо ладонями, сквозьпальцы видел только нечто красное, два глаза горели, как озера расплавленногозолота. Потом жар быстро начал спадать, багровый огонь перестал колыхаться,оформился в красную, словно выкованную из раскаленного металла фигуру.

Падший смотрел на Придона в упор. В его глазах Придон виделгнев и безмерное изумление.

– Смертный!.. – прогремел нечеловеческий голос. –Смертный взломал мою темницу? Смертный сумел… что не могли… что не смогникто-никто?.. И чего не могли мои братья? А это кто там за деревьями?

Придон ответил вздрагивающим голосом:

– Бог. Всего лишь бог…

– Что такое бог? – прогремел Патута. – Ладно,смертный. Я вижу, мир изменился. Раньше бы немыслимо, чтобы вот так… да ещесмертный!.. Но ты все это сделал, что тебе за это? Проси награду!

Придон покачал головой.

– Награду? Я не куяв.

– Что такое… Ладно, неважно. Что тебе: открытьсокровища в недрах земли?.. Сделать несокрушимым?.. Подарить топор, которого незнали даже боги?

Он закончил, то ли перечислил все, то ли раздумывал, что ещеможет дать, и Придон крикнул:

– Да ничего мне не надо! Патута ответил немедленно:

– Почему?

– Да потому, – ответил Придон. – Я – артанин!

– Что такое артанин… Ах да, теперь вижу. Ну и что?Придон нашел в себе силы гордо выпрямиться.

– Артанин не выносит вида другого человека в неволе! Мыне знаем рабства, мы убиваем тех, кто превращает людей в рабов. И когда видимневольника… всегда освобождаем.

Патута отодвинулся от скалы на шаг, Придон вздрогнул от видаогромной раскаленной массы. Неожиданно грохот обрушился на землю, Придонпригнулся, лишь потом сообразил, что Падший не пришел в ярость, а просторасхохотался.

– На днях ты освободил из неволи крысу, – напомнилон. – Только Творец может прозревать будущее, но прошлое мы все видим… Асегодня ты освободил меня. Но если от крысы не ждал никакой благодарности, точего ждешь от меня?

Над головой снова грохнуло, земля испуганно затряслась.Придон выпрямился, прокричал:

– Ты знаешь, где меч Хорса? Падший спросил гулкимголосом:

– Кто такой Хорс?

Придон переступил с ноги на ногу, ком в горле разросся имешал дышать.

– У него был меч… Огненный меч с длинным изогнутымлезвием! Он освещал тьму, он рубил камни, как если бы не камни, а гнилой туман.Старые легенды говорят, что Хорс благодаря этому мечу стал из простогоземлепашца могучим богом!

Над головой Придона прогремело, он не сразу понял, что этогрозный Падший что-то бормочет в задумчивости, потом голос грянул, как гром:

– Я помню этот меч… Неужели он расстался со своимхозяином?

– Чей это меч? – вскричал Придон.

Падший оглянулся на черную скалу. По-прежнему в тени, онавыглядела жуткой, подавляющей. Он чувствовал, что это не скала, в ней целыйгорный хребет, так сырое железо под ударами молота уменьшается в объеме вомного раз, зато обретает крепость кованого. А то и не хребет, а неизмеримобольше, в нем есть звезды, земля и небо, хрустальный небосвод, солнце и луна…

– Это меч самого великого из ангелов, – сказалПатута. – Ты говоришь про меч самого Азазеля.

Придон слушал молча. Когда на его лице ничего не изменилось,Патута сказал горько:

– Ты… даже не знаешь… кто такой… Азазель? И что такоевообще ангелы?

Придон молча покачал головой. Лицо Патуты перекосилось вжуткой и горькой гримасе. Красная кожа цвета горящего железа потемнела, онсловно бы стал ниже ростом.

– Мир… за который столько… дрались… даже незнает, – проговорил он жутким голосом. – Даже не знает!.. Смертный,вот под этой скалой, под этим Первокамнем, сам Азазель!

Придон медленно кивнул.

– А меч с ним? То есть лезвие меча? Рукоять и ножны примне!

Патута отшатнулся. Теперь его раздуло от гнева. Он прорычал:

– Смертный… тебя что-нибудь еще беспокоит, помимо,своих мелких забот?

– Нет, – ответил Придон. – Как достать меч?

– Только разбудив Азазеля, – ответил Патутамрачно. – И заодно освободив его. Придон сказал быстро:

– Так сделаем это!

Патута сказал таким тоном, что Придону почудилась ноткавосхищения:

– Да, теперь вижу, Творец создал шедевр… Нет, тогдабыла едва живая глина. Отвратительная и липкая… но как Творец мог предвидетьтак далеко?

Придон повторил:

– Как разбудить Азазеля? Мне нужен меч. Патута смотрелна него пристально:

– Ты еще не понял?

– А что здесь понимать?

Патута повторил раздельно:

– Азазаль – это не какие-то жалкие боги, что возниклипосле нас… как возникают черви или мухи. Азазель – это лучший и сильнейший изангелов, что… эх, все равно не поймешь! Азазель всех ваших сверхмогучих боговуничтожил бы одним взмахом на всех землях, во всех странах, в глубинах морей ив недрах гор, понимаешь? Ни одного не осталось бы. И весь мир забыл бы, чтотакое – боги. Да, кстати, даже я, в мириады раз слабее Азазаля, мог бы этосделать за один миг. Но даже Азазель был низвергнут и заключен под этой скалой,ибо мы, двести ангелов, по его призыву выступили против самого Творца!

Придон слушал, по телу бегали мурашки, в груди то появлялсяхолод, то сердце начинало колотиться с такой силой, что неистовый жар грозилсжечь в пепел.

– Так как же, – повторил он, – разбудитьАзазеля?

Багровый Падший вздрогнул, его колыхнуло, словно он на мигпревратился в легкий туман. Глаза выпучились, рот открылся и закрылся. По телупрошла оранжевая волна, воздух накалился и затрещал. Пролетевший слишком близкомотылек вспыхнул жалким огоньком, на землю упал обугленный комок.