Повести и рассказы - Исаак Григорьевич Гольдберг

сражен и наполнился изумлением, когда заметил, что вошедший в раскомандировочную Зонов весело и радостно окликнул Баева:

— А-а! Жив, Баев?!

— Жив, жив!

Они в раскачку пожали друг другу руки и весело посмеивались, глядя один на другого.

— Появился, значит, Баев! Принимаешься за работу?

— А как же! В забой!

— Надоело шляться по чужим местам?

— Надоело, Зонов!

Зонов еще раз тряхнул руку Баева и вышел из раскомандировочной. Никон оглянулся по сторонам. Ему хотелось расспросить кого-нибудь о новом шахтере, пристыдившем его своей игрою. Увидев Силантия, он подошел к нему.

— Ты этого Баева знаешь?

— Слыхал про него, сам не знаю… Рисковый парень! Золотой забойщик. Только на одном месте не любит сидеть. Тянет его, вишь, бродить по новым местам…

— Золотой забойщик?! — изумленно и недоверчиво повторил Никон. Может ли это быть? Такой ухарский парень, приятель Покойника, мастер в игре — и хороший работник?! Не верилось Никону, но верить приходилось: не стал бы Зонов, первый ударник, так приветливо встречать гуляку и лодыря. Что же это такое?..

Баев разглядел Никона в толпе, направлявшейся в шахту, и издали громко крикнул ему:

— А, связчик! Гудит в голове?

— Нет, — нехотя отозвался Никон.

— Не гудит, значит, крепкая голова! — рассмеялся Баев. — А Степанида болтала, что слабый ты… Вроде, как и на гармони. Не хватает тебе…

— Где уж мне против других! — вспыхнул Никон.

— А ты не робей! — нравоучительно посоветовал Баев, и в глазах его мелькнули насмешливые огоньки. — Достигай!

Спрятавшись в толпе, Никон ускользнул от Баева и заторопился на работу.

В забое некогда было тосковать, злиться и размышлять. Товарищи по работе напирали, и Никон, волей-неволей, должен был не отставать от других. И так день протянулся незаметно, наполненный шорохом ссыпаемого угля, мягким стуком кайл и звенящим грохотом перекатываемых с места на место вагонеток.

Подымаясь вместе с другими шахтерами на-гора, Никон вдруг услыхал имя Баева. Кто-то предупреждал приятеля:

— Приходи непременно в восемь в клуб. Баев обещался с гармоньей явиться.

— Ладно, приду!

Никон заметил для себя этот разговор, сжал взволнованно губы и задумчиво пошел в свой барак.

20

В комнате, где обыкновенно велись занятия кружков, собиралось уже много рабочих, когда туда протиснулся Никон. За столом он увидел Баева и опять удивился, заметив рядом с ним Зонова. Баев пошучивал, рассыпал веселые улыбки и небрежно постукивал ладонью по лакированным бокам гармони.

— Слышь, Баев! — крикнул из угла старый шахтер. — Ты бы уважил, сыграл бы! А?

— Не томи, Сергуха! — подхватили другие. — Обещал, ну и сполняй!

— Начинай концерт! — хлопнул Зонов по плечу Баева и рассмеялся.

Баев взял гармонь в руки; оглядел всех лукаво и самодовольно.

— Что ж, раз дал слово, исполню!

Густые, торжественные и широкие звуки, которые понеслись по комнате, как только Баев, нагнув голову и сразу став серьезным и сосредоточенным, растянул меха и тронул пальцами лады, заставили слушателей затихнуть и присмиреть.

Затих и присмирел Никон.

И опять щемящая зависть охватила Никона. Не было для него никакого сомнения, что Баев прекрасный гармонист, но где-то, глубоко в сердце шевелилось желание подняться выше его, доказать свое превосходство.

Песню за песней играл Баев — то грустные и задумчивые, то веселые и бодрящие, — а в комнате было тихо. И слушатели, внимательно насторожившись, впитывали в себя музыку Баева каждый по-своему. Старики шахтеры склонили головы и как бы прислушивались не только к песням и мотивам, но к чему-то, разбуженному игрою гармониста. Молодежь слушала проще, но с каким то изумлением. Зонов слегка подался вперед и зажал руки между коленями. Еле уловимая улыбка светилась на его лице.

Когда Баев передохнул и закурил, Зонов душевно и мягко сказал:

— Да-а… Хорошая песня до нутра доходит…

Остальные стали шумно хвалить гармониста. Довольный произведенным им эффектом и этими похвалами, Баев посмеивался и оглядывал своих слушателей. Его взгляд встретился случайно с нахмуренным взглядом Никона и засверкал лукавством.

— А, товарищек! — обратился он к Никону. — Не хочешь ли сыграть на моей? Я ведь на твоей играл!

Все обернулись в сторону Никона. Зонов кивнул ему головой и поддержал Баева:

— Поиграй-ка! Покажи свой талант! Помню, кипел ты со своей музыкой.

— Я какой музыкант?! — спрятав глаза от всех этих чужих ему сейчас людей, попробовал Никон отказаться. Но Баев с одной стороны, а Зонов с другой насели на него, и он нерешительно принял от гармониста его прекрасную трехрядку. Шахтеры, с любопытством наблюдавшие за Никоном, стали подзадоривать его:

— А ну, парень, докажи Баеву! Переплюнь его!..

— Вроде соревнования!..

Зонов, расхохотавшись, подхватил последнее выражение:

— Соревнование!.. Верно! Попробуй хоть здесь посоревноваться! Авось, научишься этому делу!

Гармонь сверкала лаком и блестящей отделкой. Ее меха поблескивали нарядно и от нее пахло как-то особенно хорошо. «Заграничной работы» — подумал Никон. Играть на таком инструменте было очень приятно. Но робость сковала пальцы Никона и он с трудом пробежал ими по ладам.

— Не робей! — подстрекнули его. — Докажи!

Он почувствовал насмешку и решительно отодвинул от себя гармонь.

— Я хуже Баева играю… Куда уж мне!

— Ну, ну! — покачал головой Зонов. — Ты и тут сдаешь? А я-то думал, что тебе на работе только туго!

Никон порывисто шагнул от стола. У Баева озорно сверкнули глаза:

— Посиди, товарищек! Куда тебе торопиться?!.

Не отвечая никому ни слова, Никон торопливо вышел из комнаты. Он услыхал за собою взрыв громкого хохота. Уши и щеки его вспыхнули горячим румянцем.

Насмешливые слова Зонова громко и неотвязно звучали в ушах.

21

С соседнего рудника ждали приезда бригады, которая недавно вызвала на соревнование лучших забойщиков шахты.

На всех видных местах, в клубе, в раскомандировочной, у входа в шахту и возле бараков появились плакаты. Шахтеры зашевелились. По забоям стали организовываться постоянные бригады. Зонов с партийцами и членами шахткома собирали лучших шахтеров, вели с ними беседы, горячились, доказывали. В шестнадцатом забое тоже заволновались. Два шахтера, всегда молчаливые и тихие, неожиданно для Никона горячо заговорили однажды после окончания работы.

— Надо бы нам Владимирским доказать!

— Неужель мы хуже их?

— Если дружно взяться, в два счета докажем!

— Дружно и надо… Коли которые не подкачают…

Никон почувствовал, что это касается его, что это его имеют в виду, говоря о тех, кто могут подкачать. Он поглядел на разговаривающих и угрюмо проговорил:

— Каждый работает столько, сколько может… Через силу разве можно заставлять?

— Кто же через силу заставляет? — живо подхватил откатчик, низкорослый, кривоногий шахтер. — Говорится об том, чтобы работа на совесть была. Ну, а некоторые и не в полную силу работают. Об этих ты как думаешь?

— Об этих, — вмешался другой, — думать можно одно: с