Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - Стивен Пинкер

Другое заметное изменение — запрет кровавых развлечений. В 2005 г. британским аристократам, охотившимся на лис, пришлось отправить на покой своих гончих и повесить на стенку охотничьи рога, а в 2008 г. Луизиана стала последним американским штатом, запретившим петушиные бои, на протяжении многих веков популярные во всем мире. Как и другие запрещенные пороки, обычай все еще жив, в частности среди иммигрантов из Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, но в США он уже много лет теряет популярность, а во многих других странах тоже попал под запрет[1308].

Даже благородная коррида под угрозой. В 2004 г. муниципалитет Барселоны запретил кровавое состязание между матадором и быком, а в 2010 г. запрет распространился на всю Каталонию. Государственные телеканалы в Испании прекратили прямые трансляции боя быков, зрелище было признано слишком жестоким для детей[1309]. Европарламент обсудил общеевропейский запрет. Как и официальные дуэли и другие жестокие обычаи, обставленные с пышностью и церемонностью, бои быков могут со временем отойти в прошлое — не потому, что их приговорит сострадание или запретит правительство, но потому, что злословие не допустит этого. В 1932 г. в книге «Смерть после полудня» Эрнест Хемингуэй объяснял примитивную притягательность корриды:

Тридцать лет спустя Том Лерер несколько иначе описал свое впечатление от корриды. «В мире нет ничего прекраснее, — восклицал он, — чем смельчак, в одиночку и с голыми руками противостоящий полутонне разъяренного жаркого». В кульминационном куплете своей баллады он пел:

«Ровера сбил „Понтиак“, — добавляет Лерер, — сбил его с такой грациозностью и артистизмом, что свидетели вознаградили водителя и ушами, и хвостом сразу». Отношение молодых испанцев сегодня ближе к чувствам Лерера, чем Хемингуэя. Их герои не матадоры, а певцы и футболисты, которые становятся известными, не воспевая и не эстетизируя гордость убийством животного. Но у корриды в Испании все еще есть верные поклонники — люди среднего возраста и старше.

Охота еще одно развлечение, стремительно теряющее популярность. То ли из сочувствия Бэмби, то ли из-за нежелания быть ассоциированными с Элмером Фаддом все меньше американцев убивают животных для развлечения. На рис. 7–26 показано, как за последние 30 лет снизилась доля американцев, которые, отвечая на вопросы Общего социального обследования (GSS), указали, что они сами или их супруг(а) охотятся. Демографическая статистика показывает, что средний возраст охотников растет[1310].

Дело не только в том, что американцы проводят все больше времени за мониторами компьютеров и все меньше — на свежем воздухе. По данным американского Управления охоты и рыболовства, между 1996 и 2006 гг. число охотников, дней охоты и денег, потраченных на охоту, снизилось на 10–15 %, в то время как число любителей-натуралистов, времени и денег, потраченных на наблюдение за дикой природой, возросло на 10–20 %[1311]. Людям все еще нравится контактировать с животными, но теперь они предпочитают смотреть на них, а не стрелять. Пока еще не ясно, не будет ли спад развернут вспять помешательством на потреблении исключительно местных продуктов, из-за которого молодые успешные горожане отправляются на охоту, чтобы сократить расстояние от места производства продуктов до своего стола и питаться экологически чистым и гуманно добытым мясом животных, выращенных на свободном выпасе[1312].

Трудно представить, что рыбалку можно считать гуманным спортом, но рыболовы стараются изо всех сил. Одни отпускают выловленную рыбу, другие идут еще дальше, давая рыбе сорваться с крючка еще в воде, потому что, вытащенная на воздух, она подвергается серьезному стрессу. Еще лучше ловля без крючка: рыбак наблюдает, как форель взлетает в воздух, чувствует некоторое натяжение лески — и этого достаточно. Вот как рассказывает один из них: «Я вошел в мир форелей самым естественным образом, не то что прежде. Я не нарушаю их режим кормления. Они и так постоянно выпрыгивают из воды, а я все еще получаю свое маленькое удовольствие, заставляя рыбу взлетать в воздух. Я больше не хочу причинять вред форели, и я нашел способ сделать это, не бросая рыбалки»[1313].

Узнаете ли вы следующее клише?

Все это отсылка к маркировке, которая по правилам Американского общества защиты животных (АНА) должна подтвердить, что ни одно животное не пострадало в производстве кинофильма, и которая появляется в титрах после имен светооператоров и рабочих сцены[1314]. Раньше, чтобы показать, как лошадь срывается с утеса, ее действительно безжалостно сталкивали вниз, и АНА сформировало отдел по кинематографии и телевидению и разработало правила использования животных в кино. Общество утверждает, что «сегодняшние потребители, все более озабоченные вопросами благополучия животных, уполномочили АНА требовать большей ответственности и подотчетности компаний шоу-бизнеса, использующих актеров-животных» (термин, на котором они настаивают, поскольку «животные — это не бутафория»). Руководство по безопасному использованию животных в киноиндустрии, впервые утвержденное АНА в 1988 г., представляет собой брошюру на 131 странице, начинается с определения животного («любое чувствующее существо, включая птиц, рыб, рептилий и насекомых») и не оставляет без внимания ни один биологический вид[1315]. Я открыл брошюру на первой попавшейся странице: