«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье

наизусть, но среди встречающих никого похожего не было. Стоял прекрасный летний день; ярко светило солнце, Женевское озеро ослепляло голубизной. Скривенер прошел через таможню, получил багаж и подозвал носильщика. Никто из официальных лиц встретить его не приехал. Он отнесся к этому спокойно; правда, из вежливости могли бы кого-нибудь и прислать. Что касается Аннетты, она ведь предупредила его о своем возможном отсутствии — огорчительно, но по сути дела правильно: осторожность никогда не помешает.

Носильщик остановил такси, которое быстро домчало его до отеля. У залитого солнцем здания был нарядный, гостеприимный вид; фасад и просторная открытая терраса смотрели на озеро. Рассыльный подхватил чемоданы, и Скривенер подошел к стойке администрации — расписаться в журнале и получить свой ключ.

На миг его охватило недоброе предчувствие. Он вдруг подумал: что если она вообще не приехала? Что-то могло измениться, что-то в Цюрихе могло ее задержать. Прерывающимся голосом он спросил, нет ли для него сообщений. Портье достал из ячейки и протянул ему конверт, надписанный знакомым почерком. Он отошел в сторону и вскрыл конверт. Записка была короткая. Аннетта сообщала, что она на месте — доехала благополучно, даже раньше, чем собиралась: она в Женеве третий день. В Цюрихе наступила страшная жара, а ее отпуск уже начался, и она решила, что терять время глупо. Номер замечательный, цветы, которые ей доставили от его имени, просто умопомрачительные, и вообще Женева настоящий рай. Она пошла на озеро выкупаться, но постарается скоро вернуться. Скривенер сунул записку в карман и поднялся наверх вслед за рассыльным.

Первым делом, осмотревшись и оценив по достоинству огромное окно и балкон с видом на озеро, Скривенер попробовал открыть дверь, которая отделяла его номер от соседнего. Дверь была заперта. Что ж, это поправимо. Чувствуя себя немного глупо, он наклонился и заглянул в замочную скважину, но ничего не увидел. Он вздохнул и начал распаковывать вещи. Потом принял ванну, переоделся и вышел на балкон. Внизу, на террасе, уже суетились официанты, разносившие гостям напитки. За террасой виднелась прогулочная набережная, а за ней живописное Женевское озеро. Со своего балкона Скривенер мог различить лодки, трамплины для прыжков в воду и множество довольных загорелых людей — одни сидели и лежали на пляже, другие плескались в спокойной воде.

Скривенер поднял телефонную трубку и заказал себе в номер порцию мартини. С бокалом в руке он снова вышел на балкон и, потягивая прохладный напиток, продолжал глядеть вниз, на террасу. Предвкушение того, что должно наступить в скором времени, постепенно перерастало в лихорадочное нетерпение. Почему до сих пор ее нет? Не так он рисовал себе начало их первого вечера вдвоем.

Он до того разволновался, что не мог больше оставаться на балконе, вернулся в комнату, сел в кресло и начал просматривать заметки к предстоящим лекциям. Бесполезно — сосредоточиться не удавалось. Возможно, думал он, она уже в отеле и сразу прошла к себе в номер, не решаясь его беспокоить. Он постучал в разделявшую оба номера дверь. Ответа не было. Она, конечно, могла быть в ванной. Он снял трубку и попросил соединить его с номером двадцать восемь — его собственный был двадцать семь. После небольшой паузы телефонистка на гостиничном коммутаторе сообщила ему, что номер двадцать восемь никем не занят.

— Как это не занят? — изумился Скривенер. — Я прошу соединить меня с мадемуазель Лимож, ее номер двадцать восемь.

— Вы ошибаетесь, месье, — возразила телефонистка. — Мадемуазель Лимож остановилась в номере пятьдесят, выше этажом.

Скривенер с трудом взял себя в руки. Эта бестолочь в администрации что-то явно напутала. Он забронировал два смежных номера, он четко это помнил. Разумеется, допущенную ошибку можно исправить, хотя сразу это вряд ли получится. Дрожащим голосом он попросил телефонистку позвонить в пятидесятый номер. Последовали длинные гудки и неизбежное «не отвечает». Скривенер тихо выругался и положил трубку на рычаг.

Он спустился вниз, сел за столик на террасе и заказал себе еще мартини. Вокруг становилось все многолюднее — постояльцы парами или группами рассаживались, оживленно переговариваясь; кто-то приходил только выпить, кто-то оставался поужинать, а Роберт Скривенер продолжал сидеть в одиночестве, наблюдая от нечего делать за дверью, ведущей с террасы в ресторан. Даже такое небольшое утешение, как сигарета, было ему недоступно: он не курил. Третья порция мартини тоже не помогла. Он никогда не злоупотреблял алкоголем, и теперь его реакция на спиртное выразилась в безотчетной тревоге. Ему пришло на ум, что с девушкой что-то случилось — внезапная судорога в воде или еще что-нибудь — и в любую минуту в дверях ресторана может возникнуть гостиничный служащий и с мрачным лицом сообщить о несчастье.

К нему уже дважды подходил официант, предлагая меню, и дважды Скривенер нетерпеливым жестом отсылал его прочь. Наконец, допивая последний глоток мартини, он увидел, что к нему кто-то направляется. Он не сразу разглядел ее в группе по-вечернему одетых отдыхающих: полосатые брючки, босоножки, изумрудно-зеленая блузка — и только потом убедился: да, это она, это Аннетта Лимож! Она помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. Скривенер поднялся ей навстречу — и вот она уже стоит рядом с ним: выше ростом, чем он ожидал, волосы, влажные после купанья, слегка растрепаны — но красавица, просто красавица; люди за соседним столиком смотрят на нее во все глаза…

— Сможете ли вы меня простить? — произнесла она мягким грудным голосом, с чуть заметным акцентом.

— Простить? — отозвался он. — Разумеется, я вас прощаю. Официант!.. — Он хотел было заказать еще мартини, но она удержала его за руку:

— Нет-нет! Не думаете же вы, что я сяду за стол в таком виде? Сейчас слетаю в номер и быстренько переоденусь. Спущусь через десять минут. Закажите мне, пожалуйста, чинзано.

И прежде чем он успел осознать и переварить все, что произошло, она исчезла. Он снова сел и начал машинально отламывать кусочки хрустящего рогалика и отправлять их в рот. Присланная в одном из первых писем фотография давала основание предположить, что Аннетта Лимож окажется милой, привлекательной девушкой — и только. Однако действительность намного превзошла и фотографию, и те картины, которые рисовало ему услужливое воображение. К тому, что он увидел, он был не готов и просто потерял голову. Их встречу он представлял совершенно иначе: сам он, вальяжный, чуть снисходительный, о чем-то рассуждает, а она смотрит восхищенными глазами и затаив дыхание слушает. Но теперь все карты смешались. Эти полосатые брючки, изумрудно-зеленая блузка… Какой-то гипноз! Он вконец растерялся и чувствовал себя так же стесненно и беспомощно, как студент, впервые в жизни отважившийся заказать