Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой

— Вот пишет, — говорила она, показывая сынуписьмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегдаесть у матери против будущего супружеского счастия дочери, — пишет, что неприедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь!Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: этоуж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз,как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, — заключалаона всякий раз: — он отличный человек.

Первое время своего приезда Николай былсерьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в этиглупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить сплеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос,куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал унего счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чемпришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжалсянедолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, сострахом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всёвозвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова,сыпавшиеся одно за другим.

— Разбойник! Неблагодарная тварь!.. изрублюсобаку… не с папенькой… обворовал… — и т. д.

Потом эти люди с неменьшим удовольствием истрахом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, зашиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное времямежду своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего,мерзавец, здесь не было!»

Митенька стремглав слетел с шести ступеней иубежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников вОтрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, имногие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этойклумбы.)

Жена Митеньки и свояченицы с испуганнымилицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар ивозвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым изкоротких кусочков.

Молодой граф, задыхаясь, не обращая на нихвнимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.

Графиня узнавшая тотчас через девушек о том,что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, чтотеперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась отом, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к егодвери, слушая, как он курил трубку за трубкой.

На другой день старый граф отозвал в сторонусына и с робкой улыбкой сказал ему:

— А знаешь ли, ты, моя душа, напраснопогорячился! Мне Митенька рассказал все.

«Я знал, подумал Николай, что никогда ничегоне пойму здесь, в этом дурацком мире».

— Ты рассердился, что он не вписал эти 700рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты непосмотрел.

— Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И чтосделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.

— Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Ончувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват былперед своими детьми но не знал, как поправить это) — Нет, я прошу тебя занятьсяделами, я стар, я…

— Нет, папенька, вы простите меня, ежели ясделал вам неприятное; я меньше вашего умею.

«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, итранспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понималкогда-то, но по странице транспорт — ничего не понимаю», сказал он сам себе и стех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына,сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи испросила у Николая, как он думает поступить с ним.

— А вот как, — отвечал Николай. — Вы мнесказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса,но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! — и он разорвал вексель, и этимпоступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодойРостов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялсяеще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах былазаведена у старого графа.

Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченнуюосенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко-зелено отделялась от полосбуреющего, выбитого скотом, озимого и светло-желтого ярового жнивья с краснымиполосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островамимежду черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко-краснымиостровами посреди ярко-зеленых озимей. Русак уже до половины затерся(перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были большесобаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростовауже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем советеохотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти вотъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.

В таком положении были дела 14-го сентября.

Весь этот день охота была дома; было морозно иколко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодойРостов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которогоничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось наземлю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движеньесверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихсяветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья.Земля на огороде, как мак, глянцевито-мокро чернела, и в недалеком расстояниисливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое снатасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая,широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина,встала, потянулась назад и легла по-русачьи, потом неожиданно вскочила илизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветнойдорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило(хвост), стала тереться о ноги Николая.