Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Вот такой веселый, оживленный Аксенов, пританцовывающий на сцене среди друзей и музыкантов, – это именно тот Василий Аксенов, которого мы с Беллой любили. Он полностью совпадал с юношеским образом бесшабашного задиристого писателя, бесконечно талантливого, верящего в свои силы и в свою творческую победу. Таким он мне и запомнился навсегда.

Когда Василий тяжело заболел, мне позвонила Майя и предложила вместе навестить его в больнице. Я заехал за ней в дом на Котельнической набережной, и мы отправились в больницу им. Склифосовского. Василий, подключенный к аппарату вентиляции легких, с трудом дышал, видеть это было выше моих сил. Я понимал, что это наша последняя встреча. И вдруг вспомнилась наша поездка по Вашингтону, когда ликующий Василий сидел за рулем своего “мерседеса” и мы вместе испытывали чувство торжества справедливости…

В июле 2009 года Василия Аксенова не стало. Вместе с Беллой мы пришли в Центральный дом литераторов на панихиду. Я находился на сцене рядом с гробом, а Белла, пройдя через мучительную процедуру прощания, сидела в первом ряду партера рядом с Майей, обняв ее за плечи. Неожиданно ко мне обратился Сергей Александрович Филатов:

– Борис, только вы можете провести траурную церемонию прощания с нашим общим другом. Поручили мне, но я не чувствую в себе сил на это и прошу вас сказать слова о Василии.

Времени на размышления не было. Кругом находились близкие друзья Васи: Белла Ахмадулина, Виктор Ерофеев, Александр Кабаков, Андрей Вознесенский, Зоя Богуславская, Алла Гербер, Владимир Войнович.

“Что все-таки самое главное в Аксенове?” – на этот вопрос предстояло отвечать мне, и я шагнул к микрофону…

В тяжелые минуты похорон Васи мы с Беллой были рядом с Майей. Приведу под конец строчки из стихотворения Беллы “Экспромт в честь вечера Василия Аксенова 11 января 1999 года”. В них мелькают слова, точно характеризующие его немеркнущий образ: “Джинсовый, джазовый Аксенов дразнил всеобщий спящий ум”.

Писательский дар Георгий Владимов открывал в себе, проживая трудную жизнь, постоянно формируя свою личность, отстаивая ее в борьбе с искушениями более легкого пути. Про него ходила легенда, что он на полгода ушел в море рабочим рыболовецкого траулера, желая испытать тяжелую жизнь моряка, при этом обретая навыки новой профессии. Писал Жора, взвешивая каждое слово. Писал Жора, взвешивая каждое слово, все его произведения были в “зоне риска” – “Три минуты молчания”, “Верный Руслан”, “Генерал и его армия”… Он не искал славы, был по-настоящему свободным человеком, не зависимым от модных веяний и конъюнктуры.

Противостояние власти только закаляло характер Жоры, потому что его человеческое устройство не давало ему возможности кривить душой и писать по заказу. Испытание принуждением и насилием он выдержал с гордо поднятой головой. Так же, как и испытание благополучием на Западе, которое, по моим ощущениям, преодолеть еще сложнее. Там он тоже остался независимым писателем.

Я впервые услышал имя Георгия Владимова от Жени Урбанского, с которым у меня была замечательная молодая дружба. В 1963 году он снимался в фильме “Большая руда” и рассказывал о том, как проходят съемки и что ему – редкий случай – нравится сценарий, написанный Владимовым по собственной повести.

Герой, которого играл Женя, – шофер Виктор Пронякин – при сравнении с современными ему другими героями советских фильмов был и похож, и не похож на них. Урбанский играл простого рабочего, который стоит двумя ногами на земле, а не витает в эмпиреях коммунистических утопий, перевыполняя план для каких-то “высших целей”. Урбанский очень хвалил Владимова и рассказывал, как он прост в общении и чужд любой фальши. Когда такой огромный, мощный человек, каким был Женя, с нежностью отзывался о полюбившемся писателе, это трогало.

Женя, уставший после целого дня тяжелой работы, приезжал в нашу компанию, чтобы выпить рюмку водки и отвлечься от съемок. Я помню обстановку тех встреч на моей кухне. Мастерская еще не была построена, и мы с друзьями зачастую вечерами собирались в моей квартире на улице Немировича-Данченко. Лева Збарский, Марик Клячко, Алина Голяховская, Игорь Кваша радушно принимали Женю, иногда он приезжал со своей женой, красавицей-киноактрисой Дзидрой Ритенбергс. Кваша замечательно пел под собственный аккомпанемент на гитаре. Мы с любовью и стараньем расписывали эту гитару черной тушью, изображая каких-то условных красавиц.

У нас существовал обычай провожать Женю, когда он уезжал на съемки. В соответствии со своим неукротимым характером Урбанский, выпивавший тоже неистово, становился буйным и мог вдребезги разбить вышеупомянутую гитару о бетон аэродрома. А уже после возвращения из поездки с виноватым видом покупал новую, и мы снова принимались ее расписывать в надежде на то, что она сохранится подольше.

Последним фильмом, в котором он играл главную роль, стал “Директор” режиссера Алексея Салтыкова. Съемки проходили в пустыне в сорока километрах от Бухары. По сценарию машина, в которой ехал Урбанский, должна была промчаться по барханам, обгоняя колонну, а затем возглавить ее. По рассказам коллег, Женя отказался от дублера-каскадера и первый заезд выполнил благополучно. Во время второго дубля он погиб.