Большой облом - Владимир Хачатуров

– И вот так – с утра! Только кофеем не поливают, да и тот варят себе сами…

Упоминание о кофе заставляет девушек переглянуться. Кареглазая встает, голубоглазая машет на нее руками:

– Сиди, сиди, Машенька, я сама…

– Да устала я, Анечка, сиднем сидеть…

– Тогда вместе, – решает Анна Сергеевна. Дамы встают и уходят за стойку.

– Что стряслось? – любопытствует шепотом у бармена мистер Эббот. Бармен замялся, чем вызвал у плейбоя понимающую улыбку, в продолжение которой последний успел сходить за бумажником и разжиться стодолларовой купюрой.

– Это за коктейли. Без сдачи…

Бармен недоумевающее воззрился на Бенджамена Франклина. Очередная улыбка на устах американца увяла и обратилась в пепел, не успев расцвести. Удрученный плейбой вновь связался со своим бумажником и добавил в пару к Бену старину Улисса.

– Надеюсь, вам действительно есть что сказать.

– О да, сэр! – энергично затряс головой бармен. – Только не знаю с чего начать…

– Начните с главного, – пришел на выручку плейбой.

– У Маши похитили младенца, сэр.

– Маша – это та темненькая юная леди?

– Совершенно верно.

– Кто похитил, и какой выкуп требуют?

– Никакого выкупа, сэр. Ее попросили приехать сюда и подождать дальнейших указаний. Вот они и ждут с раннего утра…

– Бедная мать… А как же полиция? Ее поставили в известность?

– Ах, сэр, – вздохнул бармен умаянной старушкой, – до того ли сейчас полиции! Вы же видите, что тут творится. И до нас добрались, гады!..

– Вы имеете в виду покушение на члена правительства?

– В том числе, – шмыгнул носом бармен.

– И это все, что вы мне собирались за мои деньги сообщить? – неприятно удивился американец.

– Разумеется, нет – двусмысленно улыбаясь, сказал бармен. – Кроме того я обязан сообщить вам, сэр, что теперь и вы ограничены в ваших передвижениях этим баром.

– Сорри? Не понял…

– Я и не надеялся, что вы сразу врубитесь, – ухмыльнулся бармен самым пренахальным образом. – Вы теперь не сможете выйти отсюда до особого распоряжения, если, конечно, не захотите подвергнуть опасности жизнь ребенка…

– Я арестован?

– Нет, что вы, сэр! Я хотел сказать, что таково условие похитителей ребенка: никто, из вошедших в бар, не должен выйти из него до окончания дела. Анна Сергеевна соответственно и распорядилась…

Бармен замолчал, увидев возвращающихся с кофейником женщин, кивнул и отошел. Мистер Эббот встал, галантно отодвинул стулья, дождался пока дамы займут свои места, механически отметил слабую благодарную улыбку, тронувшую запекшиеся, но все же чувственные губы юной подруги мисс Анны, и, извинившись, направился вслед за барменом, – дополучить оплаченную информацию.

– Мне не хотелось бы думать, что вы полагаете себя со мной в расчете, – изрек американец, приятно улыбнувшись удивленному бармену.

– Мне хотелось бы знать следующее. Во-первых, кто похитил ребенка. Во-вторых…

Договорить Стэнли не успел – бармен вытащил из кармана пятьдесят баксов и швырнул их на стойку со словами «на, подавись своей капустой», после чего с большим чувством врезался спиной в полки с напитками и приземлился на пятую точку. Только услышав за собой аплодисменты, плейбой осознал, что бармен оказался на полу не по собственной воле, а по его, Эббота, убедительному настоянию. Американец медленно обернулся.

– Браво, Стэн! – сказала Анна Сергеевна. – Вы, оказывается, не только плейбой, но еще и мужчина.

Американец победно улыбнулся и немедленно пожалел об этой возмутительной гримасе ликующего самца. Боже! – содрогнулся он, – кажется, я начинаю обрусевать! За что я ударил этого наглого батендера? Уж во всяком случае не только за то, за что ударил. Можно ли эту вспышку приравнять к последней форме самозащиты израненной психики, когда искомплексовавшийся пациент дает в морду собственному аналитику?.. Кстати, по возвращении надо будет обязательно пройти реабилитационный курс у доктора Крофта. Все же Россия очень дорогая страна, – слишком много накладных расходов – и до, и во время, и после…

Так думал (или пытался думать именно так) мистер Эббот, помогая бармену встать на ноги и одновременно борясь с искушением врезать ему еще разочек.

– Мы в расчете? – шепнул бармен разбитым ртом. Плейбой в ужасе отшатнулся.

На стойке ожил телефон. Бармен, презрев недомогание, бросился к трубке. Напряжение сгустилось до осязаемости. В кондиционированном воздухе почувствовался озонированный запах беды.

Молча выслушав трубку, бармен заметно повеселел.

– Хорошие новости? – не удержался от вопроса Эббот.

– Только не для вас, сэр, – потер скулу бармен.

– В каком смысле? – нахмурился плейбой.

– В смысле, это касается похищенного ребенка, – поспешил объясниться бармен, отступая от американца подальше.

– Похитители назвали сумму выкупа?

– Можно сказать и так…

– По-моему, вы чего-то недоговариваете, – двинулся на бармена Эббот. Однако на сей раз виртуоз шейкера оказался начеку – в руках его тускло блеснул вороненый ствол бандитского пистолета имени В. Ф.Токарева.

– Будет лучше, если ты, пидор заморский, пройдешь в зал и сядешь где-нибудь тихо, как мышь на панихиде. Иначе я тебе что-нибудь отстрелю на фиг, чмо нерусское, – с нервной многословностью предупредил бармен.

– Так бы сразу и сказали, что вы тоже бандит и состоите с похитителями в преступном сговоре, – пожал плечами плейбой и повернулся выполнять рекомендацию. Но не выполнил, бессовестно обманув расслабившегося бармена, ни сном, ни духом, ни главное – многострадальным рылом, не чуявшим от американца вероломной подлянки. Действительно, кто мог вообразить, что этот рафинированный плейбой вдруг начнет лягаться, как неподкованный мустанг? Да еще так точно и так больно? Раз – копытом по вооруженной руке. Два – тем же самым местом по той же самой челюсти. Бармен валится навзничь и опять пытается пересчитать спиной бутылки.

– Зачем, Стэн? Это бесполезно, – подбодрила героя дама его сердца. Герой меж тем, проверив обойму, затолкал трофей себе за пояс и, проигнорировав гуманные позывы своей христианской души, подуськивавшей его оказать поверженному врагу первую помощь, присел за стойку с таким расчетом, чтобы не упускать из виду ни бармена, ни телефона, ни девушек, ни входа в бар. Глаза его горели мрачным огнем, не обещая ничего хорошего никому из тех, кто не окажется с ним по одну сторону баррикад.

Бамбуковые палочки просигналили о появлении нового лица. Бар пополнился еще одним плейбоем, на этот раз не импортного, а местного производства. Одет плейбой был небрежно, выбрит плохо, в руках держал вместительный кожаный чемодан, вид имел усталый, нервный, возбужденный. Однако, заметив девушек, просветлел, словно скинул с плеч долой десяток худших лет и, по меньшей мере, львиную долю неразрешимых проблем. Походкой стремительной и пружинистой приблизился Кульчицкий к их столику, не сводя глаз с привставшей в волнении девушки.