Большой облом - Владимир Хачатуров

Известно, что особенно сильное впечатление смерть производит посреди роскоши летнего дня, чему в немалой степени способствуют насекомые, чья суетливая возня на трупах порождает в очевидцах святотатственные догадки о величии и ценности жизни.

…Все в неописуемом изумлении вылупляют глаза на группу аттических лучников в белых хитонах, на деревянных котурнах, в красных венчиках из трепетных роз.

– Убирайтесь к воронам из града нашего Неокротона, о вы, жалкие пожиратели бобовых голов своих предков! – грозно велят древние греки наглым варварам в неподобающих камуфляжных одеяниях.

– Ну, торчки, хана вам! – словно слоны боевые ревут омоновцы, сплачиваясь перед лицом превосходящего противника.

– Послал Бог отморозков! – сокрушается противник, разделяясь в самом себе на ортодоксов, ревизионистов, провокаторов и скептиков.

– Ну да, – возражают (в большинстве своем мысленно) последние, – станет Всевышний со всякой шантрапой связываться! Для этого у него дьявол имеется…

– Вот еще, – насмешничают вторые с конца, – больно мы нужны Вельзевулу Люциферовичу!

– Это почему же не нужны? Это отчего же не станет связываться? – возмущаются двое первых по списку.

– Потому же, почему и Бог, – отвечают им.

– Ну, Бог-то ясно почему, – потому что не по чину. А черт какого хрена кочевряжится?

– Со скуки опасается окочуриться.

– Так ведь он бессмертный…

– Потому и опасается, что бессмертный. Был бы смертным, давно б коньки отбросил…

Пока суть да дело, завязывается самый что ни на есть настоящий бой на пересеченной местности. Народ кричит, стонет, недоумевает: мол, зачем нас убивать, мы и так все умрем, ни один в живых, здоровых и счастливых не останется. Однако омоновцы твердо придерживаются мнения, что чем раньше кое-кто кое-кому отдаст душу, тем лучше для общественного порядка, и продолжают увещевать толпу свинцовыми струйками. Несколько неопознанных персонажей поспешно скрываются за ближайшим углом. Полицейские открывают ответный огонь на поражение увещевателей от имени и по поручению народа. В дело вступает крупнокалиберный пулемет на одном из бронетранспортеров. Летят гранаты из подствольников и слезоточивые гостинцы из заморских базук. Матерый корреспондент CNN удивленно взирает на свежую рану на собственном бедре. Рана мозжит и исходит натуральными томатными соками… Как там загнул этот мент-детективщик с гипертрофированным чувством юмора? Праздник вздернутых клопов и распятых тараканов? Что-то в этом роде… Репродуктор на правах старинного друга-маразматика несет какую-то ахинею о кровопролитных сражениях между веденьем и неведеньем, после чего предоставляет слово мэру. Пальба стихает, голос чиновного избранника электората беспрепятственно проникает в ушные отверстия расшалившихся масс.

Дорогие южноморцы, говорит мэр и, переведя дух, а может быть, зевнув во всю глотку, добавляет, уважаемые гости нашего города! Мы доказали всему миру, что русский человек может с жиру не только беситься, но и разумно наслаждаться обеспеченной от трудов своих цивилизованной жизнью! Мы доказали, что Россия отнюдь не конченная страна, что народ ее не хуже, а кое в чем и получше иных, считающихся культурными, цивилизованными, передовыми. Естественно, многим это пришлось не по вкусу. И здесь, и там… Для всех нас ныне настал трудный, мучительный час выбора, так как все созданное нашим неустанным трудом идет прахом. Подчиниться или оказать сопротивление? Я, ваш мэр, призываю вас не слушать никого, кроме своей совести. Но, что бы кому его совесть не подсказала, как бы вы ни решили, я хочу выразить вам мою искреннюю признательность и благодарность… (В репродукторе возникли и стали приближаться звуки ожесточенной перестрелки.) И тем, которые решат, что даже самая распрекрасная жизнь не стоит братоубийственной войны. Иэх… И даже тем, кто скажет, что размахивая пугалом гражданской бойни, силы зла и добиваются того, чего хотят – беззакония, произвола и чиновничьего беспредела… Я горжусь тем, что был вашим мэром!.. (Звуки боя приблизились до упора. Раздалось несколько сильных ударов, послышались треск досок, автоматные очереди, взрыв, вопли и во внезапно грянувшей тишине кто-то вызывающе дикторским голосом произнес: «Вы слушали радиопостановку по пьесе Эриха Моховика «Но пасаран!» До новых встреч в эфире, товарищи! Прощайте, господа…».)

Мотель – полтора десятка двухместных домиков – выглядел совершенно безлюдным. На стоянке ни одного транспортного средства, если не считать черного мотоцикла, показавшегося Игорю странно знакомым. Судорожным усилием воли он заставил себя повременить с этой бирюлькой воспоминаний. Главное сейчас – вспомнить, в каком номере обитает Антонио Бандерас.

Домики стояли в два ряда. Игорь обследовал с тылу сначала один ряд, затем другой. Безрезультатно. Память словно воды в рот набрала. Или пива… Была не была – решился Игорь – и вошел в здание конторы.

Функциональная скудость обстановки обличала прогрессивные наклонности владельца. Ничего лишнего: конторка, компьютер, банкомат, пара кожаных диванов, медные плевательницы, таксофон, автоматы по продаже колы, кофе, газет, сигарет и пива.

– Только не говорите мне, что вы желаете снять у нас номер, – упредил Игоря пожилой человек с грустными глазами, восседавший за конторкой в полном облачении карикатурного бухгалтера – синие нарукавники, зеленый козырек, роговые очки, карандаш за ухом, – резко контрастировавшим с ультрасовременным обликом помещения.

– Все заняты? – машинально откликнулся Игорь.

– Вы что, смеетесь, молодой человек? Четверть часа назад выехал последний постоялец – единственный в этом сезоне Евгений Кисин. Все прочие знаменитости отбыли еще вчера. Два Леонардо ДиКаприо, три Ваннесы Мэй, четыре Джонни Депа, столько же Алл Борисовн с одним на всех Филиппом, Дэвид Бэкхэм, Бритни Спирс и травмированный Роналдо… Невыписанным остался только один из трех Антонио Бандерасов. Наверное, утонул. Надеюсь, в море удовольствий…

– Этот Антонио Бандерас – я, – сказал Игорь и виновато посмотрел на портье. Затем, сочтя, что вопрос исчерпан, шагнул к автомату с пивом, сунул в прорезь серебряный доллар, получил банку, сорвал кольцо и утолил жажду.

– Для американца испанского происхождения вы довольно неплохо изъясняетесь по-русски. Впрочем, я не любопытен, я – любознателен. И в качестве такового хотел бы знать, что вы этому железному монстру только что скормили?

– Как что? Доллар…

– Я понимаю, что не рубль, на рубли он не реагирует. Но доллары тоже бывают разные…

– Да обыкновенный американский бак с чьим-то профилем. Не верите, откройте и взгляните. Только сначала дайте мне ключи от моего номера.

– Ради Бога, вот они, ваши ключи. Вы не собираетесь уезжать?

– Пока нет. Меня кто-нибудь спрашивал в мое отсутствие?

– Конкретно вас, или вообще Антониев Бандерасов? – уточнил портье с самой пресерьезной миной при самой отменной игре.