Александр Башлачёв: человек поющий - Лев Александрович Наумов

только в списках его возлюбленной, Анастасии Рахлиной. Некоторые приводятся по фонограммам или другому изданию.

Тексты следуют в хронологическом порядке. При одинаковой датировке они располагаются в алфавитном порядке. Различные варианты названия одного и того же стихотворения перечисляются через слеш. Для каждого текста указывается приблизительная дата написания (см. в биографии), а также источник, по которому оно приводится. По возможности источник датируется.

Мы решили воздержаться от типовых комментариев, сопоставляющих различные нюансы исполнения Александром того или иного текста на той или иной записи из числа самых известных. При этом мы отмечаем различия между стихотворениями в разных документах. Тем не менее по записям приводятся отсутствующие или изменённые строки и строфы.

Приводимая подборка стихотворений, от студенческого шуточного текста «Разлюли-малина» (1978) до резюмирующего четверостишия «И труд нелеп...» (1987), в наиболее полной степени отражает творческий путь поэта.

Разлюли-малина (из жизни кунгурских художников)

Кипело строительство, высились краны

Таскались на стройку пудовые балки

Этаж на этаж без конца громоздился

В испуге взирал потревоженный лес.

Под стук молотков обезумели галки

Собаки выли, вороны взлетали

и сумрачным карканьем гибель вещали

из хмурых чуть-чуть удивлённых небес.

Крестились, из окон выглядывая, жители

Художники строили общежитие.

И вот... построили

Сам директор училища, критически оглядев здание,

сказал: «Товарищи! Считаю открытым посвящённое открытию заседание!»

Толпа перед входом нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, почёсывая на руках трудовые мозоли. Жаждали веселиться. Опасливо ковыряя в носу подходили местные жители. Директор долго ораторствовал и наконец завершил своё выступление такими словами: «Вселяйтесь, товарищи студенты и живите, т. ск., дружной где-то, в некотором роде семьёй». Надрывно заплакал ребёнок, в лесу зловеще крикнул филин, а из пещеры хлопая крыльями вылетела стая летучих мышей.

Третий час ночи. Дым коромыслом

Тёмные окна в пьяном угаре

Крики, звон стёкол, разбойничий свист...

Словом, веселье в самом разгаре.

Хрипят простуженно магнитофоны

На каждой лестнице, в каждой комнате,

В гранёных стаканах (тосты без счёта)

«Экстра», наливка, вермут, зубровка

Портвейн, ликёр, разливное, перцовка

Белое, красное и креплёное... Что там ещё-то?

Без закуски? Без закуски!

За искусство? За искусство!

Классный наставник — Нина Петровна

20 лет в училище — опыт огромный

Заглянула как-то раз

Навестить свой новый класс.

Дверь открыв остолбенела

Моментально побледнела

И попятилась назад

Гоморра и Содом!

Пьяный сумасшедший дом!

«Дорогой ты наш учитель!» — от восторга все визжали.

«А ты, Нинка, наша Нинка!

Наливай на брудершафт».

А под грязною простынкой 2 отличника лежат.

«Нинка! Закуси капустой!

За искусство? За искусство!»

«Ребята, художники всех стран!..»

Рука набита — разлив искусно

Максим влил в глотку четвёртый стакан.

Нинка рюмку пригубила, и еще, и еще

Осчастливил кто-то справа —

Робко сел ей на плечо.

«Нинка, что, в стакане пусто?»

«Ну-ка, Нинка, за искусство!»

«Нет ребятки выпьем нынче

За Леонарда да Винчи!»

Всем пятёрки она ставит,

Надышавши на стекле

А потом в одной рубашке

Пляшет танго на столе

Гуляй веселей! Вина-водки не жалей!

Удивляя совершенством принимающихся поз

Двое стоя в коридоре тренируются взасос

— Я люблю!

— И я люблю!

— Я тебя

— И я тебя

— Кто ты?

— Колька

— И я Колька. Это ж надо Колек сколько.

— Все сроднились, все слюбились

От любви к искусству спились

Общежитие — общепитие

Туалеты «Мэ» и «Жэ» пересмотрены уже

Лампочки перебиты...

И теперь в кромешной тьме

Куда хочешь заходи ты

Хочешь в «Жэ», а хочешь в «Мэ»

Здесь и там, там и тут

Стыд и срам: все блюют

Что украли, что пропили

Что продали, что разбили

Общага — наш дом, наливай — долбанём

Артур, давай за сюсюреализм,

За фрески Репина ей-богу выпить стоит

А этот, как его, по-моему, Ван-Гоголь

Вот гениальное и вместе с тем простое

А помнишь, Левитан, его «Девятый вал»...

Пора и нам прославить бы свой век

Ведь даже первобытный человек

И тот на стенах что-то рисовал

Ну, бухнем, как говорится

И за наш с тобой талант

На реку пошел топиться

Поседевший комендант.

Что нам ваша Донна Саммер, 33 и 1/3

Раз Артурка нынче сам нам

Нашу песню будет петь:

«Художник, художник, художник молодой!

Нарисуй нам женщину...» Все хором: «...с бородой!»

За иконопись Рублёва

Вермут наливай рублёвый

Да здравствует Врубель

Портвейн ценой в рубель.

Эх-ма!!! Гуляй веселей!

Каблуков не жалей!..

Вскоре уснули,

Сном тяжёлым забывшись

Летели снежинки из разбитого окна

А за окном хихикала

Глупая, пьяная в стельку

Луна.

1978

(Приводится по рукописи)

«Ты поутру взглянул в своё окно...»

Ты поутру взглянул в своё окно,

И небо было ласковым и ясным.

Тебе казалось — будет день прекрасным

И в нем чему-то сбыться суждено.

Тебе казалось — что-то впереди,

Такое, что не каждому дается.

Смеялся, как довольная смеется

Красавица, что в зеркало глядит.

Ты сознавал свой будущий удел.

И избранность, среди различных прочих.

Они казались до смешного проще,

И ты великодушно их жалел.

Казалось — много света и тепла

Тебе дано. И ты без сожаленья

Смотрел однажды, как по той аллее

Единственная женщина ушла.

Неслышно удалилась по аллее.

А то, что было где-то впереди,

То ни на шаг к тебе не приближалось.

Но торопиться некуда, казалось,

Ты это без конца себе твердил.

Чего ты ждал? Того ли ты достиг?

Плетёшься ты среди таких же ждущих.

И ненавидишь впереди идущих,

И презираешь всех, кто позади.