Бытие. Философский роман - Олег Лементов

Пройдя между колоннами, он подошел к небольшому бассейну. Зачерпнув ладонями живительной влаги, старик омыл обветренное, уставшее от жаркого солнца лицо. Затем он взял стоявшую на краю бассейна небольшую чашу и наполнил ее водой. Он успел сделать лишь несколько глотков, когда почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Аамеса оглянулся. Перед ним стоял Мери-Ра.

– Приветствую тебя, доблестный воин! Что-то ты долго добирался. Забыл дорогу домой? – с улыбкой произнес он.

– Только не говори, жрец, что ты за меня волновался, – в тон ему ответил Аамеса.

– И ждал, и волновался, – уже серьезно сказал Мери-Ра, присаживаясь на край бассейна. – Я знаю, ты устал с дороги, поэтому не буду тебя задерживать. Хочу лишь, чтобы ты знал: твоя проблема – это наша общая проблема, и, думаю, затягивать с ее решением не имеет смысла. У нас с братьями уже есть кое-какие мысли, и завтра мы изложим их тебе. В общем, не переживай и отдыхай со спокойной душой.

– Спасибо, я постараюсь, – улыбнулся Аамеса. Протянув руку, он легонько пожал плечо своего старинного друга.

Оставив Мери-Ра, Аамеса направился к себе.

Он не дошел до кельи несколько шагов, когда почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Внезапная слабость охватила все тело. Голова стала ватной, а в глазах потемнело. Собрав остатки воли, опираясь всем телом на посох, Аамеса с трудом переступил порог своего жилища и опустился на кровать.

После этого он уже не чувствовал тела. Ни болей в натруженных мышцах, ни ломоты суставов – ничего. В глазах по-прежнему было темно, но теперь его почему-то не тревожила ни внезапная немощь, ни судьбы оставленных им людей. Его состояние было скорее состоянием полного покоя или даже отрешенности от принесшего ему столько переживаний мира. Он лежал, он был беспомощен, а тем временем пространство вокруг него постепенно наполнялось каким-то иным, неведомым до сего дня смыслом. Его глаза были закрыты, но сейчас он видел намного больше, чем когда-нибудь.

Жизнь. Великое таинство, которое он, как и всякий человек, до сих пор мог лишь созерцать, постепенно открывалось ему, обнажая свою суть. Недвижим, он чувствовал, как она бесконечными нитями, сплетенными в невероятный узор, проходила сквозь него. Поднимаясь из глубин океана, спускаясь с высоких гор, оплетая леса и долины, она связывала его со всеми живущими в этом огромном мире. И он был частью этого великого хаоса. У него не было силы, способной управлять им, но он мог чувствовать и понимать его. Он понял, что незримо может прикоснуться к каждому живущему, понять его, и это внезапное открытие поразило его. Безусловно, это открывшееся в нем восприятие мира было даром богов, и Аамеса решил воспользоваться им.

Мери-Ра. Представив его образ, пророк тотчас отчетливо ощутил неуверенность и сомнения, терзавшие верховного жреца Хатхор. Все мысли старинного друга были теперь для Аамесы открытой книгой. Сейчас тот мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Тысячи людей, думал Мери-Ра, стоят практически у ворот храма без крова и пищи. Их вера как в Аамесу, так и в свое великое предназначение тает с каждой минутой, и если ничего не предпринять – они станут реальной угрозой…

Нет смысла выяснять, руководили ли боги действиями бедного Аамесы или нет, – случилось то, что случилось. Пока еще не поздно, надо организовать этих дикарей и указать им цель их исхода. Желательно, чтобы цель эта была как можно дальше от храма и копий.

Например, за пустыней, где богатые и плодородные земли. Пусть по воле богов они будут дарованы им…

Сам путь через пустыню не из простых и отберет не одну жизнь. Те же, кто дойдет, непременно попадут в рабство к местным царям. Так что желающих вернуться к храму и отомстить за обман будет немного.

Аамеса почувствовал, что после этих рассуждений настроение Мери-Ра заметно улучшилось, а место растерянности теперь было занято огромным количеством мыслей, призванных воплотить эту идею в жизнь. Единственная сложность, которую предвидел жрец, заключалась в необходимости убедить его, Аамесу, поддержать этот план. В конце концов он решил, что при необходимости задержит своего друга на несколько дней в храме, а тем временем послушники спустятся в стан и, смешавшись с толпой, распространят слух о богатстве, ожидающем путников по ту сторону пустыни. К тому времени, когда Аамеса присоединится к изгнанникам, все уже будет решено, и он будет вынужден прислушаться к желанию толпы.

Удивительно, но мысли верховного жреца не вызвали в Аамесе ни возмущения, ни разочарования в старом друге. Сейчас его душа была неподвластна обычным человеческим эмоциям, а лишь служила для связи с миллионами и миллиардами иных разнообразных форм жизни, населяющих этот мир.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что такое мироощущение для него совсем не ново. Более того, оно естественно и понятно ему.

Лежа в тесной темной келье, старик мучительно пытался вспомнить. Вспомнить что-то очень важное, то, что когда-то происходило с ним.

Детство. Да, без сомнения, это было еще в детстве. Но в его ли детстве?

А тем временем в голове начали всплывать картинки давно позабытого прошлого…

Босоногий, одетый в странную, но удобную одежду, еще совсем мальчик, он брел по горной тропинке, петлявшей между вековыми деревьями. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь высокие кроны, сплетались в причудливую паутину. Щебет птиц, шелест листвы – все радовало душу юного создания, чувствовавшего себя одним целым с окружающим его диким великолепием.

Вскоре он вышел к небольшому ручью. Тот, весело журча и перепрыгивая через камни, нес свои легкие прозрачные воды вниз, в долину. Путь мальчика не был долгим, и он не чувствовал усталости, но все же он не удержался, чтобы не остановиться. Зайдя в воду, он почувствовал в ногах приятно обжигавший холод. Зачерпнув ее руками, мальчик сделал несколько маленьких глотков, а оставшейся влагой освежил горячее лицо. Сотни крошечных капелек, запечатлевших на себе отпечаток его души, стекли с лица и, вернувшись в ручей, унесли с собой его образ. И хотя это было лишь отражение, ему было приятно, что ручей сохранит для леса воспоминания о нем.

Выйдя на берег, он пошел вдоль воды и уже через несколько мгновений оказался на опушке. Здесь ручей, замедляясь, превращался в небольшую речушку, скрывавшую свои извилистые берега в высокой сочной траве.

Несколько грациозных оленей пили из речки, не обращая на мальчика ни малейшего внимания. Считалось недопустимым тревожить души животных, и потому олени чувствовали себя в его присутствии в полной безопасности.

Он всегда соблюдал это правило, не видя смысла тревожить без надобности окружавший его мир, но сегодня…

Сегодня он пришел проститься с этим местом, проститься с детством, а потому… Широко раскинув руки и направив взгляд в покрытое белой вуалью облаков голубое небо, он буквально выплеснул в окружавший его мир все то, что переполняло его юную душу.