Инопланетяне в Гарволине - Иоанна Хмелевская

— В космосе, а не на моей машинке! — с гневом выкрикнул редактор. — К тому же живой, а не сырой! А ну-ка вытирай, черт бы тебя побрал! Смотреть на такое свинство не могу, прямо с души воротит!

Тут уже возмутился сатирик.

— Подумаешь, большое дело! А мой белок ведет себя совсем как живой. Смотри, как здорово расплывается во все стороны. И вообще, я разбил яйцо из-за Тадеуша, пусть он и вытирает.

Консультант резко возразил:

— А ты думаешь, меня не воротит? Смотреть не могу на такое! И какого черта ты приносишь в редакцию сырые яйца?

— Это не я, а жена… Ну ладно, дай что-нибудь, вытру.

Принесли туалетную бумагу, и все трое с отвращением принялись обтирать клавиши машинки. Привести машинку в порядок было нелегко. Фоторепортер с интересом наблюдал за действиями коллег.

— А что касается живого белка… — вернулся к прежней теме консультант. — Холера, весь рукав испачкал! А что касается живого белка в космосе, насчет остальных солнечных систем ничего определенного не известно, и очень может быть, где-то во Вселенной затесалась еще одна планета, очень похожая на нашу. И на ней живут существа, очень похожие на нас.

— И тоже бьют сырые яйца о пишущие машинки? — язвительно поинтересовался редактор, стирая отвратительную смесь с клавиши «%».

— Наверняка! — убежденно заверил его сатирик. — Пусть тебя утешает сознание, что где-то в космических просторах в данный момент тоже сидит существо, похожее на тебя, и тоже приводит в порядок свое имущество.

— И очень может быть, те существа разбили о машинку не одно яйцо, а целых два, — подхватил фоторепортер.

— Целую кучу! — в ярости выдохнул редактор. — Две кучи!

— Сто куч! — согласился консультант по науке, пытаясь очистить от желтка манжет своей рубашки. — И скажу вам, очень странно, если это не так…

— Если бы не разбивали яиц о машинку?

— Да нет, если бы не оказалось во всей Вселенной планеты, похожей на нашу. В конце концов, даже глупо думать, что мы — пуп Вселенной.

— Правильно, — согласился сатирик. — Это уже верх кретинизма.

Вынув из пакета второе яйцо, он критически принялся его разглядывать. Фоторепортер поспешно схватил свой фотоаппарат и прижал его к себе.

Весь еще кипя от возмущения, редактор посоветовал злым голосом:

— На всякий случай лучше разбей его над унитазом.

— И вообще, откуда у тебя такое пристрастие к яйцам? — поинтересовался консультант. — Лично я усматриваю в этом нечто ненормальное. Ты не болен?

— Я же вам сказал — это все жена! — жалобно напомнил сатирик и осторожно постучал яйцом по стене. — Нет, это крутое.

— Адам, а с чего тебя вдруг заинтересовал живой белок в космосе? — вспомнил фоторепортер.

Оторвавшись от сатирика, за действиями которого сосредоточенно и подозрительно наблюдал, редактор вздохнул и успокоился, поскольку сатирик разбил наконец яйцо и, сев за свой стол, приступил к завтраку. Редактор тоже сел на свое место, еще раз тяжело вздохнул и стал давать пояснения.

— Хочется чего-то интересного, — грустно признался он. — А эти инопланетяне, эти всякие там космиты… они ведь могли обогнать нас в своем развитии. Вдруг у них страшно высокоразвитая цивилизация? Вдруг они уже не воюют друг с другом, как мы? Знаете, это очень обнадеживающе. Представьте, прилетают они к нам в гости…

— Вот уж не уверен, что мне это понравится, — пробурчал фоторепортер. — Ко мне как раз недавно приезжали гости, только от них избавился. Надоели.

— А вот я бы им обрадовался, — с набитым ртом прошамкал сатирик. — Когда к нам приходят гости, жене приходится кормить их нормально. Осточертели эти яйца вкрутую.

— Что с того, что где-то там и есть живые существа, — с горечью закончил редактор, опять предаваясь меланхолии. — Они так безумно далеки от нас.

Надо сказать, что редактор с самых ранних детских лет, с тех пор как выучился читать, принялся мечтать о космических путешествиях. Мечта о них сияла перед ним путеводной звездой. Подрастая, в зависимости от вновь приобретаемых познаний в области космических полетов и своего настроения, он представлял себя то пилотом космического корабля, совершающего посадку на неизвестной далекой планете, то великим ученым, встречающим на Земле прилетевших из просторов Вселенной неизвестных доселе пришельцев. Алгебру и геометрию он учил в школе исключительно с той целью, чтобы иметь возможность пообщаться с вышеупомянутыми пришельцами. Их умственное развитие в его представлении колебалось от абсолютного нуля до недостижимых на Земле высот, но уж Пифагора, считал он, они должны понять. По мере взросления редактор постепенно распрощался с мечтами самому совершать космические перелеты, но вот с мечтой встретиться у себя на Земле с пришельцами никак не хотелось расставаться. Вдруг все-таки какие-нибудь космиты решатся преодолеть разделяющее нас пространство и прилетят к нам?

Чем больше читал редактор материалов на интересующую его тему, тем меньше оставалось у него надежд на встречу с пришельцами. Научные открытия последних лет буквально растоптали и смешали с грязью его мечту. И постепенно редактор стал с горечью привыкать к мысли, что, собственно, надеяться уже не на что. Погасло в нем горевшее с детства чувство радостного ожидания. И все-таки совсем отказаться от пронесенной через всю жизнь мечты он не мог, хотя теперь думы о ней доставляли одну только боль.

Дошло до того, что даже появляющиеся время от времени в печати сообщения о летающих тарелках и прочей посуде он воспринимал скептически. Лично ему так и не удалось увидеть в небесных просторах ни одного из предметов столового сервиза, и он никогда не встречал человека, который бы видел эти предметы собственными глазами. Теперь все таинственные рисунки ацтеков и майя, математические тайны Стоунхенджа и египетских пирамид, рассуждения о посетивших некогда Землю космических пришельцах и даже Бермудский треугольник вызывали у него лишь язвительное недоверие. Нет, хватит с него разочарований, пора примириться с грустной безнадежностью.

И все же… Укоренившиеся в каких-то потайных клетках организма детские мечты нет-нет да отзывались в редакторе тихой грустью. Хоть бы что-нибудь из космоса… пусть даже самое незначительное.

Очнувшись от своих невеселых мыслей, редактор услышал, что консультант по науке и технике продолжает его собственные рассуждения, продолжает с жаром и энтузиазмом.

— Представляете? Полнейший переворот в экономике и политике! Производительность труда поднимается до небывалых высот! Государственный строй наконец стабилизируется…

— А какой строй? — перебил его фоторепортер, слушавший раскрыв рот.

— Какой надо! — твердо заявил научный консультант. — И огромный технический прогресс! Просто прыжок!

— А потери? Забыл? — ехидно поинтересовался сатирик, не сумев, однако, скрыть надежды, прозвучавшей в его саркастическом вопросе.