Сновидения - Яркая Дэйзи

мою лихорадку, всё без умолку болтал, долго поглядывал на меня с прищуром и кривил весёлые гримасы. Мне нравилось перетягивать на себя всё внимание, ощущать жуткий трепет, безумную радость, с замиранием осознавать, что Кёджуро не сторонился моих прикосновений. Я со странными чувствами поглядывала на своего спутника, запрокинув голову, широко улыбалась и слабо щурилась, словно ослеплённая лучами солнца.

В мире сновидений жилось и дышалось намного легче, когда по ту сторону…

Вокруг меня всегда разрастался глухой гул, который невозможно было заглушить ни собственным криком, ни беспокойной мольбой. Гул только нарастал, давил на плечи непосильной ношей, остриём впиваясь в кожу и кости. Сначала мне казалось, что он возник в минуту моего отчаяния. Когда я была наиболее уязвима. Но после пришло осознание, что гул был со мной всю жизнь и бесшумно волочился за спиной холодной тенью. Он хранил в себе все страхи и сожаления, ядовитую горечь и несбывшиеся мечты всех людей во всём мире. Гул был злым роком, который выбирал из толпы случайных людей и становился их пожизненным спутником.

Сначала я боролась и металась из стороны в сторону, бросаясь с одного дела на другое. Ярко улыбалась, не испуганная ни поражениями, ни утратами. Вскоре беспорядков в моей жизни становилось только больше, и в какой-то момент я осознала, что гул сомкнул лапы на моей шее.

Испугавшись, я захотела кинуться прочь и взмолиться небесам о помощи. Но слишком поздно приняла тот факт, что стала пленницей уз колдовских кошмаров. Гул, ядом распространившись по душе и телу, с каждым годом разрастался до невиданных размеров. В один момент его стало настолько много, что он перекрыл доступ к живительному свету, который проникал через окно в моё сердце.

Кому-то могло показаться, что меня сломило то самое несчастье, вызванное слепотой. И это действительно так — оно сожгло все мосты в доброе будущее, но истинное разрушение постучалось в мою жизнь задолго до этого. Я не справлялась, и даже любовь, которую дарила мне старушка Микото, не спасала. Меня обступили призраки прошлого, восстали и насильно овладели душой, внушив чувство ужаса. Я улыбалась и медленно разрушалась изнутри, мысленно падала лицом в землю, объятая унынием и отчаянием.

История могла закончиться тем, что меня поглотил холод кромешной тьмы, безжалостно подтолкнув в объятия кровожадной бездны, если бы не тёплый голос, пробившийся извне. Обернувшись в минуту отчаяния, я увидела перед собой Кёджуро, незаметно вошедшего в мою жизнь. Сам того не подозревая, мужчина протянул мне свою руку и стал долгожданным спасением, которое я ждала всю свою жизнь.

Сейчас я утопала в своей жадности и жалела, что наслаждалась теплом Кёджуро не так часто, как могла и хотела. Изводила жажда — хотелось поскорее прильнуть, приобнять, провести дрожащей ладонью по крепкой мужской спине, уткнуться носом в острую ключицу и вдохнуть полной грудью родной аромат мёда и лаванды.

Последняя всё ещё оставалась верной спутницей, талисманом согревая сердце по ту сторону грёз. Она охраняла меня от кошмаров, словно ловец снов, сокрытая от любопытных глаз под пуховой подушкой, и связывала реальность со сновидениями своим мистическим присутствием. Благодаря этому внутри меня грелось чувство, что я и милый Кёджуро были чуть ближе друг к другу.

«И когда только начала называть его милым, — думала я с нежной улыбкой. — Так и напрашивался, чтобы и своим его прозвала!»

Душу ярким пламенем обжигали бесчисленные вопросы, ни один из которых я так и не сумела озвучить вслух, сохранив в лице ледяную стойкость. Этому научил меня Кёджуро — быть терпеливой, не спрашивать лишний раз, чтобы потом не пожалеть, а так хотелось! Сладостно манило разузнать, кем же был мужчина на самом деле, да так боязно одновременно — словами не передать! Я тешила себя отчаянными надеждами: может, он такой же, как и я — повелитель дверей? Или обычный человек, в чьи владения я вторгалась без позволения — человек, но всё-таки живой! Интересно, помнил ли он наши встречи, вырываясь из объятий сновидений?

«Настоящий я, настоящий, живее всех других!» — бесчисленное количество раз твердил Санеми, этот кактус, гордо задирая нос.

Жил, дышал, раздражал людей и доводил их до посинения своими колючими выходками. На фоне всего этого умудрялся и жаловаться — видите ли, когда просыпался, то никак не мог вспомнить ни моего лица, ни имени, вообще ничего. Сам забыл, разозлился, потряс кактусовым цветком на макушке, но виноватой оказалась я! Амнезия отступала, стоило негоднику вновь окунуться с головой в навязчивые грёзы — а Кёджуро? Что происходило у него в голове? Интересно, как он жил по ту сторону — были ли у него друзья, семья или…

Отныне могла я только терзать себя догадками. Сожаление властвовало и давило — совершенно беспощадно и дико! Всё, что я могла — это молиться божествам загадочных грёз, чтобы встречи длились как можно дольше и не прекращались. Но невидимые властелины сновидений, словно играясь со мной и моим тревожным сердцем, делали сладостные мгновения бесправно короткими, мимолётными и такими редкими. Мне оставалось запастись терпением, бессильно смотреть и наблюдать, как родные, яркие черты лица Кёджуро маняще оставались близко и так далеко одновременно. Казалось, прикоснулась бы я рукой к золотистой волне его волос, ощутила бы под пальцами приятную мягкость и пушистость, словно поглаживала ласковые вечерние облака. Однако, суровые грёзы оставались непоколебимы и жестоки — приходилось наслаждаться моментом уныло со стороны.

Как, например, сейчас. Это был очередной жестокий сон.

— Ты словно солнце. — Я горько улыбнулась, понимая, что осталась неуслышанной. Липкая жалость зашевелилась на дне души, и я поджала губы. — Такой манящий, тёплый и недостижимый. — Сердце заколотилось чаще от порывистого желания быть понятой и согретой, и я с нежностью окинула взглядом молчаливый силуэт мужчины. Спрятавшись в тени подсолнухов, Кёджуро блаженно запрокинул голову, устремив взгляд к небу, наблюдая за тем, как лениво ползли редкие, пушистые облака. Я ещё какое-то время любовалась его неизменной, сияющей улыбкой, а потом из моих уст покатились откровения. — Спасибо за каждую встречу и искренние слова. — Маленькая буря поселилась внутри меня и неприятно громыхнула, я содрогнулась и низко опустила голову, ощутив, как каждая частичка меня мучительно сгорала дотла. — За всё… — Отчаяние затянулось клубком под рёбрами, заскреблось и долго, протяжно завыло. Взглянул бы на меня милый Кёджуро, улыбнулся с привычной лучезарностью, вся бы тьма отошла на второй план.

«Всё готова отдать, променять самые прекрасные миры на то, чтобы Кёджуро вновь меня позвал по имени! — с содроганием думала я, слёзы градом понеслись по щекам, обжигая подбородок