Пепел Анны - Эдуард Веркин

Я хотел спросить про кубинский Байкал, но подумал, что это глупо. И хотел спросить Анну, как это – быть графиней. Наверняка быть графиней здорово. Вроде бы все то же самое, но просыпаешься – и знаешь. Это твои предки в выпуклых кирасах пробивались через пылающий ад Теночтитлана, штурмовали блистающий Эльдорадо и до смерти упивались водой источника вечной жизни. Они низвергали империи, возносили новых богов и грузили золотом галеоны. Это они изображены на стенах и витражах церквей Нового Света, это их шлемы лежат под толстым стеклом музеев, и когда по телевизору показывают саги про пламенных конкистадоров, ты с удовольствием ищешь среди действующих лиц своего прапрадедушку. И когда ты шагаешь по всем этим раскаленным крепостям и узким улицам, ты думаешь – это мое. Эта земля моя, и с этой земли никто никогда меня не сгонит. Я здесь хозяин.

Я поглядел на Анну. Она улыбнулась. А я все испортил. Глупость. Глупость – это как… Одним словом, не хочешь в нее, а вступишь, как ни старайся. Глупость неотвратима для всех, кто ходит на двух ногах.

Я спросил, какие книги любит читать Анна.

Когда мама с любой темы сворачивает в сторону книг, это невыносимо. Нет, я держусь, но на многих неподготовленных действует деструктивно. Однажды мы ехали в Курск на поезде, в купе я, мама, ее коллега и мужик-строитель, судя по надписи на футболке. Мужик залез на вторую полку, решил поспать, а мама и подружка завели о Сологубе и динамике его творческого метода. Я дежурно отключил мозг, а мужик наверху начал страдать. Его хватило на три часа, после чего он торопливо отправился в ресторан и не вернулся. Когда мы выходили в Курске, я заметил, как нашего попутчика выносили на перрон два дорожных полицейских.

И вот я шагал с красивой девушкой по красивой улице и не знал, о чем с ней поговорить. И спросил о книгах. Дурная наследственность, против нее не попрешь.

Анна стала рассказывать. Она любила разные книги, но так получалось, что по большей части это были русские книги. Классика, современники, сказки Пушкина, «Конек-Горбунок». Анна хорошо их знала. Мне стало немного скучно, показалось, что она хочет сделать мне приятное, рассказывая о наших. Другие книги тут тоже есть, вот я видал вчера в витрине книжного вполне себе Стивена Кинга, и «Гарри Поттера», и про вурдалаков, все как надо.

Нам навстречу прошел сонный человек с желтым пластиковым ведром.

Сам виноват – глупый вопрос – глупый ответ. Задавайте правильные вопросы, господа конкистадоры.

Свернули на небольшую улочку, тут уклон был крут, сели на мотоцикл и перемещались накатом. Как на большом тяжелом велосипеде. Щелкала цепь. Хрустели подшипники. Булькало в баке. На камнях скрипели амортизаторы. Пахло бензином и горячим железом. Остановились.

– Мы пришли, – сказала Анна. – Мы приехали.

Мотоцикл стоял возле длинного кованого забора, у калитки. Я закатил его внутрь и поставил под навес. И сразу почувствовал голод – от получившейся физкультурной прогулки, от запахов, доносившихся с кухни.

– Пойдем, – сказала Анна.

Обогнули хозяйственные постройки, вышли во двор. Возле бассейна был разложен столик, помыли руки, устроились в креслах.

Кухарка мама Луса стряпала креветок в тыкве, из дома разносились вкусные запахи и песня. Печальная, про молодого крестьянина, Энрике или Хорхе, растившего табак в полях и крутившего из него сигары, мечтавшего стать моряком, но так и не ставшего.

Еще не поели, а меня уже в сон потянуло. Анна принесла лимонада со льдом и замороженной вишней. Это помогло, я приложил стакан ко лбу и немного проснулся. Хорошее приключение.

– А ты какие книги любишь? – спросила Анна.

У нее этот вопрос прозвучал иначе, по-настоящему, ей на самом деле интересно.

Я стал отвечать. Очень скоро испортился, понял, что не только про книжки рассказываю, но еще и авторов по плечу прихлопываю, особенно тех, с кем лично встречался. А Анна слушала.

После рассказа про то, как я лично на Московской книжной ярмарке выиграл у писателя Протягина пневматический пистолет «Беретта», я понял, что про книги хватит, надо про другое. И стал про кошек рассказывать. Про отца и его хобби. Анна спросила, какой породы кошка у нас есть, а я ответил, что у нас никакой кошки нет, живых кошек у нас никто не любит. Анна сказала, что у них была кошка, она любила охотиться на ящериц и в конце концов поймала слишком большую ящерицу, после чего подавилась ею насмерть. Я не понял – это печальная история, или наоборот, веселая, поэтому в ответ рассказал про черепаху из нашей школы, которая поймала ужа и да, подавилась.

Анна не поняла, и я испугался, что она сейчас ответит историей про анаконду, которая схватила аллигатора, проглотила его и от этого лопнула. Но, к счастью, показалась мама Луса с тыквой на подносе. Думал, что тыква большая, а она оказалась порционных размеров, с футбольный мяч. Мама достала из-за спины нож и в два движения разрубила тыкву, разложила по тарелкам и подвинула нам. После чего мама Луса принесла еще несколько горшочков: с фасолью, с рисом, с хлебно-сырной похлебкой. Фасоль оказалась то ли черной, то ли фиолетовой, и не просто фасоль, но еще рис, интересное сочетание получилось – среди белого риса темно-синие ягоды. Вкусненько.

Ели. Молча. Боялись начать рассказывать про смерть животных через обжорство другими животными. Хотя у меня была идея рассказать об участи американца, умершего на конкурсе поедания тараканов, но вовремя спохватился, что не к столу. Креветки в тыкве. Вкуснее, чем в ресторане. Гораздо. Вот уж не думал. Тыква упарилась и пропиталась травяным и морским вкусом, я не удержался и остановился, когда на тарелке ничего не осталось. И хлебно-сырный суп попробовал. Анна со мной состязаться не могла, тоненькая слишком, хорошо, если четверть одолела. За креветками последовало мороженое, мама Луса подала его в серебряных вазочках, обложенных льдом. Мороженое оказалось кстати, привело съеденное в порядок, отчего полегчало и просветлело, правда, вкус я не разобрал. А на ложечках герб. Щит. Меч. Рыба.

Молчание затягивалось. Анна глядела куда-то мимо меня, в заросли за бассейном, будто там снайпер устроился.

– А что вы вообще делаете? – спросил я. – Ну, вот… в школе. То есть не в школе, а после школы.

– Ничего не делаем, – ответила Анна.

– Совсем?

– Когда как. Обычно ничего. У нас тут ничего не происходит. То есть мало чего. Живем.

У них тут ничего не происходит. Похоже, это действительно так. Я тут три дня сижу, и действительно ничего не происходит, пчелы гудут. И хорошо, можно весь год ходить в сандалиях, а в сезон дождей в калошах. Понятно, почему отец сюда в командировку рвался, почему мама так сюда хотела. Вот из-за этого ничего. День за днем, идешь по улице, кошатиной выдержанной воняет, а хорошо, мыслей никаких, как метлой выгнало, знай ногами двигай.

– Я люблю мультики, – сказала вдруг Анна.

Я едва не подавился от смеха. Хотя ничего смешного здесь не было, но Анна это неожиданно сказала, я попался. Анна вздрогнула и уронила с ложки мороженое на джинсы.