Потерянные сокровища - Кирсти Мэннинг

Лондон, наши дни

Кейт договорилась со своей троюродной сестрой — Беллой Скотт — поужинать после работы в Ковент-Гардене. Они познакомились еще подростками, после того, как мать Беллы увлеклась изучением своей родословной и принялась таскать своих упрямившихся детей по всей Великобритании, а порой и по Штатам, навещая ошарашенных родственников и вручая им сброшюрованную цветную копию составленной ею родословной.

К счастью, Белла оказалась примерно того же возраста, что и Кейт с Молли. Их сблизило увлечение серфингом и пристрастие к любовным романам. Они таскали книги, которые мать Беллы — Мэри — покупала в букинистических лавках, и сбегали на берег океана в Род-Айленде, где провели вместе все лето. Пропадая там днями, они проглатывали одну книгу за другой, запивая молочным коктейлем, а потом, подставив ноги в песке под теплый ветер, сравнивали сюжетные линии.

Молли с жаром критиковала прочитанное, считая, что героиня должна сама бороться за свое спасение, а не ждать, когда ее спасут. Кейт меньше обращала внимание на особенности сюжетных линий, она подсела на серию пикантных романов, действие которых проходило в эпоху Тюдоров. Хотя сейчас ей было неприятно это признавать, но, похоже, в то лето было что-то эдакое в океанской воде или ветре, что она выбрала делом своей жизни распутывание чужих тайн.

Белла больше не проводила летние каникулы в Род-Айленде вместе со своими троюродными сестрами, так как Мэри добралась до двоюродных и троюродных родственников, осевших в Африке и на Багамах. Но Белла, Молли и Кейт навсегда сохранили дружбу, встречаясь каждый раз, когда оказывались поблизости. Как и Молли, Белла стала адвокатом, и Кейт на несколько недель останавливалась у нее в квартире в Брикстоне, когда проходила стажировку в аукционном доме «Кристи».

И сегодня перед самой встречей Кейт получила от Беллы сообщение, что она опоздает на полчаса или даже на час, поэтому Кейт засела в баре «Ла Гоччиа», заказав себе розовый джин с тоником. Барная стойка сама по себе походила на произведение искусства — массивную бронзовую столешницу украшали бронзовые элементы в виде огромных листьев различных деревьев. Эта была своеобразная дань историческому прошлому Ковент-Гардена, где в древности цвели фруктовые сады. Кейт опустила руку под стойку и провела пальцем по хвостику дубового листа. Она подумала, что надо бы рассказать об этом баре Маркусу — было бы здорово сфотографировать эти декоративные элементы. Но тут ей принесли заказанный напиток — в хрустальном бокале с веточкой розмарина для перемешивания, и Кейт прогнала из головы все мысли о фотографе.

Подхватив бокал, она протолкалась сквозь толпу посетителей и вышла во внутренний дворик, где села за стол, втиснутый между двумя огромными терракотовыми горшками с растущими в них папоротниками и магнолиями. Вечерние сумерки заливали кремовые стены дворика. Летний воздух насыщали запахи жасмина и камелии. И посреди этого уголка безмятежности трудно было поверить, что буквально в нескольких метрах, за стеной, по старинным мостовым спешат люди, кто с работы, кто со школы, а кто из магазина, стекаясь в подземку и разъезжаясь по всему Лондону, а кто и дальше.

Мимо прошел официант с подносом, на котором благоухали только что вынутые из печи фокаччи с луком и розмарином, и Кейт заказала одну себе вместе с оливками. Теперь она могла достать из сумки свой рабочий блокнот. На мгновение она заколебалась, коснувшись обложки своего личного дневника, который лежал на дне сумки и который она так и не решалась открыть.

Не решилась и на этот раз.

Кейт достала рабочий блокнот и отыскала нужные ей материалы. Это были газетные вырезки, которые она нашла в папке с надписью «Лондон», что лежала в том же картотечном шкафу, что и рисунки Эсси. Потягивая джин, Кейт просматривала выцветшие листки.

Эстер Мёрфи была пресс-секретарем бостонских суфражисток, и нет ничего удивительного в том, что она собирала статьи о движении суфражисток, о развитии женского образования на своей родине, а тем более о достижениях своей сестры.

Кейт вдруг почувствовала, что у нее перехватило дыхание, будто кто-то сдавил ей грудь. Она с большим трудом сглотнула и постаралась сосредоточиться на разговорах, доносящихся с соседних столиков. Официантка принесла тарелку с черными оливками и горячей фокаччей, и Кейт заставила себя выговорить: «Спасибо».

А какой бы была ее жизнь без сестры Молли?!

Она вспомнила, как Молли выхватила из ее рук письмо с гарвардским штемпелем, как вскрыла его и как вытянулось ее лицо, когда она поняла, что это не извещение о зачислении, которое она сама получила годом раньше, а отказ.

— Ох, Кейт. Мне так жаль… Вот дерьмо…

А как Молли, четыре года назад, прижимала к себе новорожденную Эмму, пытаясь сообразить, как ее накормить? Измученная родами и вся мокрая от пота, со слипшимися волосами на лбу, она подняла руку и погладила Кейт по щеке. Кейт лежала рядом с сестрой на узкой больничной кровати, поддерживая Эмму, помогая малышке пристроиться к неопытному соску Молли. И потом она убаюкивала свою старшую сестру и новорожденную племянницу, переполняясь любовью к ним и заботой.

О жизни без Молли, Джессики и малышки Эмми страшно было даже подумать.

Кейт всматривалась в фотографию юной Гертруды в академическом одеянии. Выпускница юридического факультета с горящими глазами, и лишь морщинки на висках намекали на предстоящие ожидания и разочарования. Нечто похожее Кейт видела и на морщинистом лице Эсси.

Гертруда Мёрфи была единственной девушкой-выпускницей в своем классе. Кейт задумалась, а каково это, быть в одиночестве среди сокурсников-парней, облаченных в строгие костюмы и галстуки? Она вспомнила свои собственные занятия по истории искусства, где никого не удивляло, что почти весь класс состоял из девушек, причем одеты они были, как и всякая калифорнийская молодежь, в джинсовые шорты, шлепанцы и футболки.

Учиться в колледже на Западном побережье было одно удовольствие. Кейт брала студенческие ссуды и сама платила за учебу, как и другие студенты. Это освобождало ее от необходимости все согласовывать со своей семьей в Бостоне и позволяло самой решать, заниматься ей серфингом или нет, выбирать тот предмет, который ей интересен, — от французского языка и ювелирного искусства Елизаветинской эпохи до рисования с натуры.

Но с недавних пор все повернулось вспять. Возможно, на это повлияла жизнь в старом доме на Луисбург-сквер или определенная зрелость, что приходит с годами, но Кейт захотелось обрести опору в Эсси и ее семье. И раскрытие лондонских секретов стало первым шагом к этому.

Потянувшись за оливкой, Кейт заметила, что к ней направляется высокая привлекательная женщина в элегантных брюках, в туфлях на высоких каблуках и зеленом блейзере. В руках у нее покачивался кожаный портфельчик.