Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен - Эми Стэнли

Путь к дому жениха в Осиме занял большую часть дня. Идти пришлось все время вверх, по раскисшим от дождей скользким тропам, мимо поднимавшихся террасами рисовых полей, по которым в сторону гор убегали длинные канавки с саженцами риса, высаженными по две-три штуки в ряд. Поля выглядели темными, мрачными; ростки едва-едва виднелись из-под воды. Росли они слишком медленно, и каждый понимал, что урожай будет плохим. Работавшие в полях выстроились вдоль дороги поглазеть на шествие, так как считалось хорошей приметой встретить свадьбу[171]. Люди кричали участникам свадебной процессии, чтобы те время от времени останавливались и пели поздравительные песни.

Деревня Осима была отдаленной, но не глухой. Через нее проходила одна из горных дорог; трижды в месяц здесь устраивали ярмарку. Летом, когда Цунено прибыла в дом нового мужа, путники с навьюченными лошадьми все еще шли через горные перевалы, неся с собой новости из большого мира. Зимой тут было гораздо тише, потому что тропа становилась непроходимой. Главную артерию провинции, Северную дорогу, имевшую стратегическое значение, тоже иногда заваливало снегом. Если на побережье Японского моря требовалось доставить официальную депешу из Эдо, то отправляли крестьян, обутых в тяжелые башмаки на плоской подошве, вытаптывать сугробы, чтобы гонцы могли проехать[172]. Но по горным тропам никто не возил важных сообщений, и узкую дорогу, проходившую вблизи Осимы, конечно, не чистили. Деревня молчаливо дожидалась весны.

Каждую осень, до начала снегопадов, многие молодые жители Осимы спускались с гор и шли на юго-восток, в Эдо[173]. Дома их не ждало ничего, кроме изнурительной работы в полях, а в городе они могли заработать гораздо больше, нанявшись в услужение. Некоторые из них буквально на годы теряли связь с родными[174], поскольку были неграмотны и не могли написать домой. Известно, что один раз местные жители собрали деньги и сообща отправили своего человека в столицу[175] – проверить, как поживают их блудные дети. Многие по-прежнему работали в тех местах, куда устроились по приезде в большой город, а некоторые исчезли, как сквозь землю провалились, и более о них никто никогда не слышал. Те, кто возвращался после работы в Эдо, сталкивался с довольно подозрительным отношением односельчан, никогда не спускавшихся со своих гор. Через два года после переселения Цунено в Осиму деревню поразила какая-то неизвестная болезнь, в распространении которой обвинили семерых мужчин, возвратившихся домой из города, где они провели на заработках всю зиму. Деревенский староста заставил их возместить всем заразившимся расходы на лечение.

В Осиме Цунено впервые в жизни попала в крестьянскую семью. В той или иной степени все домочадцы занимались грязным, тяжелым земледельческим трудом[176]. Работа требовала постоянного напряжения не только физических, но и умственных сил. Каждый день приносил новые заботы. Если крестьяне просто сажали в землю прошлогодние семена, выпалывали сорную траву и надеялись на погоду, риск был огромен. Вместе с урожаем можно было потерять все. Разорившийся земледелец оказывался беззащитен. В конце концов он не сможет заплатить подати, семья его пойдет по миру, детей придется продать в публичные дома или театры, а самому клянчить милостыню на большой дороге.

С наступлением нового земледельческого сезона крестьянину в первую очередь нужно было решить, что именно сеять в предстоящем году[177]. Выбор был богатым. В каталогах семян предлагались сорта риса с заманчивыми названиями вроде «белая борода» и «принцесса-журавль». Разумный хозяин закупал несколько сортов с оглядкой на прошлогодний урожай и старался уменьшить риск за счет разнообразия. По той же причине рекомендовалось чередовать рис с другими культурами: на «хороших» полях сеять пшеницу, на «средних» – сою; там, где ничего больше не вырастет, – неприхотливое просо; повыше в горах хорошо сеять гречиху. Когда план посадок был уже составлен, удача земледельца зависела от правильного выбора срока. Земледельцу полагалось знать, сколько времени вымачивать семена, когда приступать к пахоте, когда высаживать проростки в землю, когда пускать воду на рисовые поля. Крестьянин мог пользоваться календарями и справочниками или просто наблюдать за облаками и прощупывать почву[178]. Грамотные земледельцы вели собственные дневники. Преуспевали те, кто не полагался на милость судьбы.

Однако, когда в 1833 году Цунено переселилась в Осиму, природа спутала все крестьянские планы[179], даже очень грамотно составленные. Сезон дождей с его легкими туманами и затяжными ливнями начался в обычное время, и земля как следует пропиталась влагой. Но с наступлением лета туман не рассеялся. Крестьяне тщетно надеялись на ясную погоду, ожидая, когда ласковое солнце выманит зеленые ростки из раскисшей земли. Вместо этого снова зарядили дожди, и слабые молодые растения много дней подряд провели под водой. В середине лета неожиданно выпал снег и ударили заморозки. Урожай риса оказался втрое меньше обычного. Голодные соседи Цунено – горцы, редко когда видевшие океан, – отправились на побережье и бродили там по колено в воде в надежде собрать хотя бы съедобные водоросли.

Один неурожайный год еще можно было пережить. Чиновники-самураи соглашались повременить со сбором податей; вельможи запрещали гнать саке в своих владениях и вывозить зерно в другие области; города и деревни открывали закрома с запасами риса; богатые купцы раздавали деньги и еду голодающим соседям. Новые родственники Цунено были уважаемыми и зажиточными людьми; наверное, они подавали милостыню нищим и помогали составлять прошения об отсрочке уплаты податей. Семейство с некоторым страхом ждало следующего сева, ведь деревенские бедняки уже потратили все сбережения на еду, и денег на семена и удобрения осталось совсем мало. К счастью, лето 1834 года выдалось сухим и жарким. Но голодающие крестьяне были вынуждены съесть часть проростков, и еще до наступления осени над провинцией нависла угроза голода. В деревнях к востоку от Осимы земледельцы скинулись на покупку риса из городских закромов. Решение оказалось очень мудрым, так как с полей в тот год удалось собрать лишь шестьдесят процентов запланированного урожая.