Голубиная книга 2 - Ирина Боброва

мнимой сочностью, на змееву спину взобрался суслик, тут же сверху камнем упал коршун. Но шустрый грызун скатился со скользкого чешуйчатого бока, оставив пернатого хищника голодным. Горыныч не обратил на эту возню внимания, даже не пошевелился. Лежал, впитывая в себя солнечные лучи.

Спустя полчаса сменил позу. Перевернулся на спину и раскинул в стороны лапы, подставив солнцу серебристый живот.

Все солнцу рады, каждая букашка из норки вылезет погреться. И звери, большие и малые, в утренний час жмурятся, солнцу морды подставляют. А то и все три, как змей Горыныч. Лежит, в утреннем свете нежится, пузо почёсывает, в зубах ковыряется. Облачка белыми барашками по небу проплывают. Птицы щебечут. Листва зелёная шумит. Пчёлы жужжат, мёд заготавливают. Змей то один глаз приоткроет, то другой — окрестности окинет: лес зелёной стеной, перед лесом луг, а на лугу стадо пасётся.

— Помните, как в землях аглицких йомены на нас из — за коровы осерчали? — спросил Умник.

— Ага! — ответила левая голова и загоготала:

— Гы — гы! Дык мы ж корову их натурально сожрали! Там кто угодно осерчал бы.

— Вообще — то те пиплы аглицкие на нас с кольём да дубьём кинулись, — лениво поддержала разговор средняя голова. — Видно рогатый скот у них в большом дефиците, ежели они так ревностно своё хозяйство оберегали. И к чему ты, Умник, вспомнил? Помолчи немного, не лишай прелести утреннее безделье.

— А по мне, Старшой, так любое безделье приятственно. Утреннее оно али вечернее — разницы нет.

— Цыц, Озорник, цыц сказал, — проворчала средняя голова змея, не открывая глаз.

Бездельничать Горынычу нравилось, делал он это с удовольствием. Лежал на холме, опрокинувшись на спину, раскинув в стороны лапы, разметав крылья, опустив по склону шеи — почти к самому краю небольшого озерца, каких много вокруг Городища. Разомлел, задремал, едва не мурлычет от удовольствия. И тут крик:

— Ой, да сыночка мой бедненький! Ой, да неужто правду мне сказали, и ты пал жертвой кишечной инфекции?!!

Домовой из хрустального дворца, без преувеличения сказать, вынянчил змея с пелёнок. И отцом был трёхголовому питомцу, и матерью. А вот воспитатель, положа руку на сердце, из Дворцового оказался не очень. Разбаловал он Горыныча с малолетства, во всём ему потакал, всё разрешал. Зарпещал только одно: летать. Пугал, что за стенами хрустального замка чудища страшные кишмя кишат, да разве молодёжь пугалками остановишь? Теперь вот змей взрослым стал, сам уж в отцы записался, и пугаться приходилось уже самому воспитателю: сыт ли, здоров? Да не случилось ли чего с ним? И сейчас в голосе Дворцового такой испуг слышался, что змей Горыныч вздохнул и приготовился оправдываться — ежели, конечно, отбрехаться не получится.

— Ты чего, папаша, такой резкий — то? — Змей открыл глаза и, аккуратно подцепив когтем Дворцового, снял его со средней головы. — Нельзя ж так, неожиданно — то с претензиями на брюхе скакать, в пасть ненароком скатишься. А ежели б я взял да и проглотил тебя и не заметил бы? — Попенял Горыныч, поставив домового на траву.

— Это как? Так как ты быков глотаешь с рогами и копытами? Преступной антисанитарией занимаешься, питаясь сырым мясом? — Воинственно задрав вверх подбородок, сразу перешёл в наступление Дворцовый.

— Да что ж ты, батюшка Дворцовый, утро наездами неправомерными портишь? — Отводя глаза в сторону, поинтересовался Озорник.

— Мне тут сорока на хвосте принесла, что вы быков на завтрак заглатываете, да не одного, а по три штуки сразу!

— А сорока случаем не бородатая? — поинтересовалась средняя голова, Старшой.

— Ага! — поддержал Старшого Умник. — А не работает ли та сорока в царском тереме?

— И зовут белобоку Домовиком, — подвела итог третья голова Горыныча.

— И что?! И что?! Люди зря не скажут!

— Так то ж не люди, то домовой! — Хором возразили змеевы головы.

— И что домовой? С каких это пор домовым веры не стало? Вот сказал мне Домовик, что у тебя с царём — батюшкой уговор. Якобы, ты ему каменья таскаешь с хрустального замку, а он тебе за это стадо быков на откорм поставил. Чтобы ты, значится, по одному в день заглатывал — вместе с микробами болезнетворными! — Обвиняюще прокричал Дворцовой и замолчал, поджав губы и обхватив ладошкой дрожащую бородёнку.

— То поклёп натуральный, батюшка!

— Невиноватые мы!

— И немытых быков мы не едим, мы их сперва в озер… — договорить Умник не успел, умолк, выпучив глаза: Горыныч хлопнул себя кулаком по правой голове — по самому темечку. Это Старшой взял управление телом на себя и заткнул брату пасть.

— Да?.. — Дворцовый склонил голову к правому плечу и недоверчиво посмотрел на воспитанника. — А я ить подумал, резону в доносе том много. А уж как на веру принял, так ить всю ноченьку делом занимался да расследование устраивал, всё улики искал: с Кощеем ревизию проводили, богачество пересчитывали. И ведь недостаёт сундука с каменьями! Ты взял?!

— Да нет!

— Да ни в коем разе!

— Да мы с Домовиком поговорим, чтобы он не шутил так над сродственником!

— Что ж, можешь уже сейчас отправляться, — хмыкнул Дворцовый. — Вавила тебя ко двору требует. Вчерась просил, чтоб ты с утра в гости заглянул. Я ещё вечером хотел с тобой беседу воспитательную о вреде сырой пищи и антисанитарных наклонностях хотел поговорить, да вот беда — дома ты не ночевал. Вот где, спрашивается, шлялся? Пошто перинку игнорируешь? Пошто по лугам да полям слоняешься, аки беспризорник и сирота законченный, будто родни у тебя в помине нет, и батюшку да дядьку Кощея в глаза никогда не видал?..

— Батюшка, негоже заставлять царя ждать, — перебил воспитателя змей Горыныч, — а морали мы потом послушаем, в другой раз. Не каждый же день воспитывать меня, тем паче я уж вырос давно!

И змей, перевернувшись, расправил крылья.

— Вырасти — то ты вырос, а вот ума, я гляжу, не прибавилось ни на гран! — Прокричал вслед Дворцовый, но змей уже взлетел, делая вид, что не расслышал.

— Ох, вот ничего скрыть нельзя! — Хмыкнул Озорник.

— И правильно, иначе как мне вас отучить мясо кушать?

— Не, посмотри на него! Вот будто ты сам, Умник, этого… не того!

— Чего не того? Договаривай, Озорник!

— Не получаешь удовольствия от сытого желудка! Вот сколько тебя знаю, а ты всё такой же зануда, потому как умный шибко. Это всё от книжек. Я так думаю, что книжки читать — вредительство сплошное, потому как лёгкость из характера изчезает.

— Зато появляется серьёзное отношение к жизни, — возразил Умник и, демонстративно фыркнув, отвернулся.

— А ну хватит болтать! — Прикрикнула средняя голова. — Не к добру царь с утречка решил