Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации - Елена Прудникова

На объявление демократии русская деревня отреагировала мгновенно: за какие-то несколько недель, в точности как в 1905 году, прежние органы власти были сметены и заменены новыми. Вот только теперь это происходило по всей стране и не могло быть прихлопнуто, как в ту, первую революцию, поскольку власть не имела в своем распоряжении силы для такого прихлопывания.

Назывались эти органы власти по-разному: комитеты, союзы, советы и пр. В апреле вывеска унифицировалась: они стали называться временными исполнительными комитетами. Правительство считало их недолговечными и намеревалось в ближайшее время заменить всесословными земствами. Однако крестьяне к тому времени имели огромный счет к верхушке общества и вволю насмотрелись на земства. Их позиция была неизменна: они не хотели заседать с помещиками в одном комитете.

При демократии вопросы власти, как известно, решаются большинством. А большинство в деревне кто? 75 % бедноты, плюс к тому 15–20 % середняков, которые тоже перебиваются с хлеба на квас. Неудивительно, что в комитеты практически не допускалась «чистая публика», т. е. помещики и интеллигенция, – а часто и кулаки, хуторяне, отрубники. «Птенцы» Столыпинской реформы уже не воспринимались «миром» как свои. Зато очень большую роль в выборах и комитетах играли вернувшиеся с фронта солдаты – ясно, с каким настроением! И все больше и больше слушали большевистских агитаторов, которые не заморачивались теориями и компромиссами, а говорили просто: даешь землю здесь и сейчас.

Комитеты практически сразу стали считать себя основной властью на местах и принялись требовать долгожданную реформу. Их позиция, за небольшими исключениями, одинакова по всей стране: конфискация всех помещичьих, удельных, церковных земель безо всякого выкупа. Во многих местах требовали включить сюда и участки богатых крестьян-кулаков, а также порожденных Столыпинской реформой земельных спекулянтов.

Что любопытно: ни одна политическая сила не имела влияния на исполнительные комитеты. Даже эсеров, «крестьянскую» партию, слушали ровно в той степени, в какой они говорили то, что хотели слышать сами мужики. Единственно, в чем преуспели политики той весной – это кое-как уговорить крестьян подождать Учредительного собрания.

Согласиться-то они вроде бы согласились, однако ждать оказалось уже невмоготу – сеять пора! Комитеты перешли пока к промежуточным мерам. Земли еще не конфисковывались, а принудительно забирались в аренду на условиях комитетов. Были и более хитрые способы. Например, устанавливали очень высокую заработную плату батракам, реквизировали у помещиков инвентарь, а потом угодья отбирали как необрабатываемые. Правительство пыталось бороться, рассылая циркуляры, комитеты их успешнейшим образом игнорировали, а силы, чтобы настоять на своем, новая власть не имела.

И тут грянул Первый Всероссийский съезд крестьянских депутатов.

Проходил он с 4 по 28 мая 1917 года. Интересен в первую очередь его состав. Из 1353 делегатов 672 были представителями крестьян, а 681 – солдат, которые тоже не желали оставаться в стороне от земельных дел. Солдаты – это ведь, в сущности, те же мужики, но более молодые, чем крестьянские делегаты, приученные к организации и распропагандированные. По партийной принадлежности большинство – 537 делегатов – представляли собой, естественно, эсеры. Следующей по величине была «фракция» беспартийных.

Съезд сразу выразил доверие Временному правительству по политическим вопросам, которые были ему безразличны, и даже поддержал его в вопросе о войне – хотя эту резолюцию президиум вырвал у собравшихся с трудом. Но все же и эсеры, и меньшевики (которых было 103 человека) выступали за войну – так что превозмогли.

А затем разгорелись дебаты о земле. Шли они десять дней и завершились решением, в котором эсеры, игравшие на съезде первую скрипку, сами себя перехитрили. Они позиционировали свою партию в качестве крестьянской, но при этом не хотели идти и против правительства, в котором заседали их представители. Поэтому, не решив принципиально вопроса о собственности, они все же приговорили, что вся земля передается в ведение земельных комитетов. Этим же комитетам передавалось право реквизиции инвентаря, скота, сельскохозяйственных машин и пр., регулирование арендных отношений, контроль за сбором и хранением зерна, а также контроль за соблюдением запрета земельных сделок, ибо первое, что сделали комитеты – это остановили Столыпинскую реформу.

Зафиксировав резолюцию на бумаге, эсеры тут же дали задний ход – принялись объяснять, что это всего лишь наказ крестьян Временному правительству, по которому последнее должно принять какие-то законы. Однако делегаты смотрели на нее иначе, а именно – как на руководство к действию, тем более что в работе съезда участвовал и министр земледелия эсер Маслов – так чего еще хотеть?! Перед самым закрытием, в качестве напутствия от правительства, съезд получил телеграмму, запрещавшую захваты частновладельческих земель. Толку от нее, как и следовало ожидать, не было никакого, кроме того, что телеграмма обозлила собравшихся и они тут же потребовали ее отмены.

Всю эту информацию делегаты принесли домой. А на местах к тому времени демократию понимали буквально и на распоряжения властей просто не обращали внимания, продолжая «ползучий» захват помещичьих земель.

Из зала съезда вопрос о земельной реформе попал в правительство, где, естественно, благополучно увяз. В уездах же к тому времени все бóльшую власть начали приобретать Советы, в которых слушали уже не только эсеров, но и большевиков. У последних было огромное преимущество: их партия в правительстве не заседала, и поэтому вопросы о священном праве частной собственности не волновали их вообще никак.

…А потом вдруг что-то произошло. Во второй половине лета начались многочисленные захваты и погромы помещичьих имений. Что именно случилось? Количество перешло в качество? Мужикам надоело ждать у межи погоды? Да, и это тоже, но должен был существовать и какой-то спусковой крючок, произойти что-то такое, что не позволяло крестьянам продолжать ожидание. Тем более лето – странное время для захватов. Летом работать надо, а не собственность делить, иначе зимой все лапу сосать будут – и ограбленные, и грабители.

И тут нельзя упускать деятельность еще одной организации. Называлась она – Союз земельных собственников и сельских хозяев.

Союз земельных собственников существовал в России с ноября 1905 года. После разгрома революции его деятельность сама собой прекратилась. Воссоздан он был в ноябре 1916 года, а после Февраля в него стали принимать и крестьян. Параллельно аналогичные союзы начали появляться и на местах. Вскоре это множество организаций оформилось во Всероссийский союз земельных собственников и сельских хозяев (ВСЗС), учредительный съезд которого состоялся все в том же мае 1917 года. Большинство участников съезда составляли крестьяне, имевшие по несколько десятков десятин земли и поневоле оказавшиеся по одну сторону баррикады с помещиками, ибо на их землю также покушались местные крестьянские комитеты.

В начале июля собрался второй съезд ВСЗС. Основной его темой была аграрная программа, по которой «собственники и хозяева» разделились и едва не раскололись. Каждый тянул в свою сторону. Крестьяне требовали отчуждения помещичьих земель, а помещики отстаивали незыблемость своих владений. В конце концов кое-как договорились: помещики кинули мужикам кусок в виде права на отчуждение необрабатываемых и арендуемых крестьянами земель. Вторая позиция лишала их изрядной доли дохода, но по этому вопросу с мужиками спорить не стоило – можно было потерять все.