Дочь олигарха - Скарлетт Томас

Бекки из девятого.

Конечно, не в реальной жизни, но у него в голове. В этой самой шипучей пене в верхней части. Скрыта в ней, не видна.

Все, что происходит в пене, – нехорошо. Все в ней кипит и клокочет и не оседает на дно. Ну да, на несколько часов вещи в пене помогают ему забыть про остальное содержимое стакана, но потом, если не проявить должной осторожности, он всю ночь ведет себя как животное и занимается тем, чем наверняка занимаются деревенские мальчики – возможно, они делают это даже чаще, чем он, но вряд ли с такой омерзительной самоотдачей, с такой отчаянной сосредоточенностью, с такой звериной яростью.

– Сэр?

– Чего тебе, Бекки?

– Это Доня, сэр.

– Чего тебе, Доня?

– Вы не могли бы нам помочь? Там Таш и Тиффани. Им немного нехорошо.

– Всегда предусматривай два пути, – говорит тетя Соня.

Они в “Селфриджес”, пьют чай. Наташа избегает всего, где есть привкус кокоса. Где-то в глубине гортани до сих пор густая тошнотная белизна “Малибу”. Клейкая сладкость. Похоже на тропическую сперму, хотя в школе об этом, конечно, никому не расскажешь. Такие вещи говорят только дома – дети с улиц и их коричнезубые матери в синтетических кофточках с открытыми плечами. Их, наверное, постоянно рвет алкоголем. Наташа больше никогда не будет пить. Она не хочет быть как эти женщины; сейчас она и собой-то почти не хочет быть. Ей хочется снова быть насквозь чистой, как раньше. Чистой и легкой, как буква I.

Для рождественской недели сейчас тепло. Рождественский этаж в “Селфриджес” готов ко всему этому еще с августа – все сумасшедшие люди уже тогда купили себе елочные шары. Интересно, избыток сентиментальности – это сумасшествие? Наверняка. Недостаток сентиментальности – точно признак душевной болезни. Именно это было у Эстеллы – вот почему она так себя вела. Она была красивой, но бессердечной. Она прямо так и говорит Пипу. Если бы пришлось выбирать между тем и этим, что бы ты выбрала? Избыток сентиментальности или его отсутствие? Нет, ну а правда? Или история про два пути – это как раз про это? О чем вообще тетя Соня говорит?

– Два пути? – переспрашивает Таш.

– Два вероятных пути. Выбор. Возможность пойти в другом направлении. Никогда не заходи по одной дороге так далеко, чтобы нельзя было вернуться. Никогда не заходи в дверь, которая за тобой захлопнется. Оставляй дверь открытой. Это самое важное. Я говорю не в буквальном смысле, хотя, кстати, и в буквальном это тоже не такая уж плохая мысль. Но я имею в виду метафору, образ. Не делай ничего такого, что нельзя отменить.

Таш смотрит на свои руки. На запястья. Предплечья.

– Типа, как татуировку?

Тетя Соня качает головой.

– Татуировки делай сколько захочешь, – говорит она. – Особенно если не собираешься выходитьзамуж.

Таш не очень хорошо понимает, что это значит. Лицо тети Сони совершенно ничего не выражает.

– Нет, – говорит она. – Я имею в виду – в идейном смысле. – Она постукивает себя пальцем по лбу. – Вот тут. Ты ведь куришь?

– Нет. – Глубокий вдох. Еще один. – Ну вообще, да. Иногда.

– Ты уже перешла черту, до которой можешь сама решать, курить тебе или нет? Уже должна курить?

Наташа чувствует, как внутри нее шевелится маленькое существо. Червь, которого надо покормить. Червь, который родился еще в России, у старой взрывной воронки за зданием школы. Они тогда собрались вместе и курили в первый раз, а Колина сестра стояла с ними, улыбалась и подбадривала.

– Думаю, да.

– Напрасно, – говорит тетя Соня. – Но пускай это будет тебе уроком. Больше никому и ничему не позволяй делать этого с тобой. Например, некоторые люди испытывают зависимость от еды. Они едят столько, сколько могут в себя впихнуть, и вынуждены делать это даже тогда, когда им этого не хочется. Вот посмотри туда.

Она указывает головой на девочку примерно Наташиного возраста, которая сидит одна за столиком. У нее на голове черный платок и пухлое лицо. Таш уже тоже ее заметила. Она сидит и буквально обжирается – у всех на глазах. В одно рыло запихивает в себя три яруса вазы с пирожными и бутербродами, которую тут подают к чаю. Поглощает каждый предмет с таким видом, как будто это неприятная задача, которую необходимо как можно скорее выполнить, чтобы уже не думать об этом.

Но в то же время создается впечатление, что ей никогда не справиться, как тому мужику из учебника по философии, который все время катил на гору камень. Но катить камень на гору – это хотя бы калории сжигает.

– У нее не очень-то счастливый вид, – говорит Таш.

– Ну, может, на самом деле она счастлива. Кто знает? Как мы можем об этом судить?

– Ну…

– Может, она несколько дней ничего не ела. Может, у нее праздник. Хотя я так не думаю. Я с тобой согласна. Вид у нее ужасный. Она решила пойти по пути, с которого очень непросто повернуть назад. И теперь она уже сама ничего не решает. Не может остановиться. С алкоголем – то же самое. И с кокаином. С мастурбацией – ну, для некоторых. С фаллоимитаторами. Некоторые мужчины не могут перестать ходить к проституткам. Говорят, что идут туда в последний раз, но на самом деле последнего раза так и не наступает.

Таш чувствует себя неловко.

– Может, не будем на нее так пристально смотреть?

– Да. Ты права. А то ей станет еще тяжелее.

Тетя Соня смотрит на Таш.

– Не позволяй двери захлопнуться у тебя за спиной, – снова говорит она и отхлебывает дарджилинг из чашки. – Даже если (особенно если) тебе кажется, что ты попала в рай. Мне пришло письмо из школы. Пишут, что вы там все анорексички. Это правда?

– Нет.

– Но кто-то умер?

– Одна девочка умерла. Мы дружили. Но…

– Но что?

– Я не думаю, что она умерла из-за анорексии.

– Почему?

– Не знаю. Ну, она утонула в озере.

– Та-ак…

– Я к тому, что она не от голода умерла.

– Утонула? – переспрашивает тетя Соня и задумчиво кивает. – Или ее там просто нашли?

– Я не знаю.

– У вас там говорят об этом? Выдвигают версии?

– Нет.

– А ты – у тебя есть версия?

– Я не знаю.

На рождественский ужин у них бурый рис с печеной рыбой и брокколи. На десерт – самодельный шоколадный мусс. Ингредиентов в муссе всего два – яйца и горький шоколад. Он стоит в холодильнике с раннего утра, когда тетя Соня разделила яйца на белки и желтки и растопила шоколад, слушая английский хор по третьему каналу.