Шелуха/Husk - Настя Чацкая

Дерека, стирая ладонь о свою ширинку.

Стилински растворяется в этом сумасшествии и глухо стонет каждый раз, когда член вдалбливается в его горло, слегка душа, но он бы ни за что не выпустил его сейчас, потому что в живот ввинчивается раскалённая пружина, затягиваясь с такой тугой силой, что стоны начинают срываться на яростное рычание.

Оргазм переламывает его пополам.

А затем ещё и ещё, скручивая, выворачивая, вынуждая крепко зажмурить глаза и впиться пальцами в движущиеся бёдра Дерека. Член движется у него во рту, а Стайлз чувствует, как от кайфа из его глаз почти катятся слёзы, как длинные и жаркие судороги проходят по спине и затёкшим ногам, животу и загнанному сердцу. Он чувствует, стараясь оставаться в сознании, как мокрое и горячее пятно спермы растекается у него по ширинке и почти в тот же момент слышит глухой рык Дерека, который вдруг с силой надавливает на его шею и в глотку ударяет короткая струя. А затем ещё одна, и ещё.

Горько. Сладко. Невообразимо. Он жадно глотает и думает, что ничего более безумного чем сумасшедший минет в пустыне, с ним не происходило.

Мир словно только что сплясал на рогах.

Стайлз медленно выпускает член изо рта и тяжело сглатывает, утыкаясь взмокшим лбом в бедро Хейла. Закрывая глаза и чувствуя, как печёт в уголках рта. Как дрожат уставшие ноги и ноет шея, на которой всё ещё лежит тяжёлая рука Дерека. Практически тут же она исчезает, и Стайлзу кажется, что он больше никогда не вернёт её, но Хейл натягивает джинсы, застёгивая их на одну только пуговицу, и кладёт горячую ладонь обратно, осторожно соскальзывая ею по плечам на лопатки.

От острых мурашек, которые собираются в тех местах, где касается Дерек, почти больно.

Проходит несколько долгих минут, пока сердцебиение наконец-то восстанавливается, а Стайлз понимает, что ещё немного — и солнце исчезнет за неровными холмами. Мохаве словно задерживает закат, позволяя им тоже задержаться здесь. Это глупые мысли, но они приятные настолько, что хочется потереться виском о крепкое бедро, приласкаться к руке и поднять щенячий взгляд. Но последнее сделать откровенно страшно.

— Поднимешься? — голос Хейла слегка охрипший и совершенно спокойный.

Стайлз медленно кивает и морщится, когда встаёт на ноги, избегая смотреть в лицо оборотня. Он думает о том, что за сделку они заключили. О том, что теперь он не должен смотреть на Дерека, думать о Дереке, говорить с Дереком. Он должен отъебаться от Дерека.

И теперь идея — вытворить что-то похожее на грёбаный апокалипсис, который вы пережили вместе, а дальше делать вид что друг друга не знаете — кажется несколько… охуенно глупой.

— Эм-м.

Стилински снова сглатывает, когда чувствует на себе прямой взгляд. У него мелко трясутся мышцы ног. Хейл стоит близко, но не прикасается.

— Ну… ладно, — он несколько раз моргает, хмурит брови. А затем разворачивается и неожиданно, в те пару шагов, что он делает до оставленной на земле худи, приходит осознание — голова наполняется болью.

Впервые — здесь.

Это вызывает такую острую горечь, что она режет в глотке, забивая доступ к лёгким, перекрывает эйфорию, ввинчивается, вкручивается. Стайлз наклоняется за одеждой. Натягивает футболку. Отряхивает худи. Влазит головой в широкую горловину и закрывает глаза, стоя спиной к Дереку, делая вид, что завязывает шнурки капюшона и мысленно умоляет кого-то: нет, ну нет же, не сейчас, почему сейчас… А затем медленно опускается на нагретую за день землю и выдыхает, утыкаясь локтями в разведённые колени.

Одну минутку. Просто нужно минутку посидеть. Сейчас это отпустит.

Боль сильная и пульсирующая, от неё слегка кружится прерия перед глазами. От неё, именно такой, не хочется жить, потому что она даёт понять, что прямо в этот момент что-то ломается в голове.

Подобные приходы Хиккен называет «немыми приступами». Они проходят через несколько минут, но боль такая, что кажется, будто в мозг засовывают горящую головешку. Печёт, жжёт настолько, что глаза слезятся. Так, что хочется просто скрутиться на своей постели и накрыть голову подушкой, как будто её вовсе нет. Стиснуть зубами наволочку и терпеть.

Так Стайлз обычно и делал.

И, чёрт возьми, этой херни не должно быть здесь.

Он практически заставляет себя представить, что он не в Мохаве. Что он сидит дома, на кухонном полу, как позавчера, в последний раз при таком приступе — отец был в кабинете, а Стайлз не хотел лишний раз напоминать ему о том, какой дохляк его сын. Он просидел там минут десять, а потом поднялся и едва долез до своей комнаты.

Напряжённое перечисление названий всех своих лекарств заставляет мозг монотонно работать. Нужно просто отвлечься. И всё пройдёт. Когда он доходит до «Сертралина», чувствует, как за его спиной вдруг становится жарко и твёрдо. Он думает что сходит с ума, пока не открывает глаза и не видит ноги Дерека по обе стороны от себя.

— Эй… прости, Хмуроволк, — слабо говорит Стайлз, боясь повернуть голову. Стайлз боится, что она просто отвалится. — Сейчас поедем. У меня… бывает такое. Сейчас.

— Тихо, — голос Дерека негромкий, а от лёгкого дыхания шевелятся волосы на затылке. Широкая ладонь ложится на лоб и осторожно ведёт голову назад, вынуждая откинуться на широкое плечо.

Стайлз напрягается на секунду, когда Хейл удобнее устраивает руку, а потом чувствует… что боль уходит.

Выливается из него прямо в эту ладонь, целиком, вся, так, что облегчённый выдох срывается с губ, а Дерек напрягается. Сильно напрягается, даже плотнее сжимает его бёдрами, словно бы неосознанно. Словно забирая боль себе.

— Стой, — шепчет Стайлз, не открывая глаз. — Прекрати. Не нужно.

Он чувствует тяжёлое дыхание оборотня лопатками. Ещё несколько секунд Дерек за его спиной словно каменный, а затем начинает медленно расслабляться, не отрывая руки ото лба. Только слегка зарывается пальцами в его волосы, успокаивая, а у Стайлза нет сил даже чтобы поднять руку. Они так и лежат на коленях.

Мир медленно замыкается.

Стилински облизывает губы и выдыхает. Он хочет сказать Дереку «спасибо» тысячу раз, но получается выдавить это лишь единожды и почувствовать, как тот легко качает головой в ответ. Боли нет. Как прекрасно, когда боли нет.

Плохо только, что даже такая короткая вспышка высасывает все силы.

Солнце садится окончательно, и если бы не горячее тело позади, Стайлз бы, наверное, замёрз тут же. Просто от одиночества или от боли. Но сейчас всё другое. И пальцы, перебирающие его отросшие волосы, и спокойное дыхание за спиной.

— Дерек, — тихо зовёт Стайлз, чувствуя тёплые мурашки в затылке от глухого вопросительного