Шелуха/Husk - Настя Чацкая

о том, готов ли он встретиться с матерью.

Что он скажет ей?

Что он подвёл всех на свете?

Что завалил химию, несмотря на то, что всегда знал её неплохо?

Что он перестал читать её любимые книги и теперь бегает с волками, как мальчик из леса?

Нет, лучше он будет рассказывать ей о том, что был нападающим в школьной команде. Что он понял дружбу. Настоящую, искреннюю. Что он понял предательство. Что он способен практически крышей двинуться от беспокойства за своих близких — ведь это хорошо?

Этим стоит гордиться?

Его тошнит.

Он протягивает руку и берёт тяжёлый пистолет, который блестит в свете неполной луны. Холодный, почти ледяной. Он заряжен — Стайлз и это тоже помнит, — отец говорил ему. Когда строго-настрого запрещал лазить в сейф у окна.

Он думает, что расскажет матери о Лидии. О том, что она уехала в Лос-Анджелес. О том, как он хочет, чтобы она была счастлива. Он думает, что расскажет о том, что, кажется, запал на Дерека.

Взвешивая пистолет в ладони, он думает: «Интересно, а каково было бы выстрелить прямо в долбаную опухоль?». В свою глупую смерть, которая разрастается, убивает, даже сейчас, в эту самую минуту. Приставить дуло — куда-то себе за ухо — и нажать на курок. Вышибить себе мозги.

«Пуля многое меняет».

Пуля убивает, Питер.

Стайлз на миг прикрывает глаза. Набирает воздух в лёгкие, поднимает руку. Медленно считает про себя, чувствует, как сворачиваются в бумажные снежки внутренности от прикосновения холодного дула к волосам. Он ведь может выстрелить. Может, правда? Потому что пистолет уже утыкается в его голову, а тугой курок под пальцем.

Это даже не соревнования на «слабо». Это не проверка яиц на прочность.

Нет. Так нельзя. Он не может поступить так с отцом. Со Скоттом. С… Дереком? Наверное. Или… он просто трус.

Лучше он будет думать о том, что струсил, чем о том, что хочет ещё и ещё смотреть, как молчит рядом с ним Дерек. Ещё и ещё. Как он выдыхает дым в воздух и иногда — очень редко — смотрит на Стайлза. Взгляд этот прочесть невозможно, но от него какие-то горячие иголки колют в позвонке. Приятно.

Он не знает, имеет ли право на это, но ему хочется думать, что да. Имеет.

Господи, от всей этой дешёвой драмы блевать хочется ещё сильнее. Стайлз швыряет пистолет обратно в сейф и клянётся, что через месяцок, если не поедет мозгами, не сдохнет, не изойдёт концентратом жалости к себе — сядет писать мемуары.

Только вот кому это нужно — непонятно.

По пути в комнату он раздражённо холопает ладонью по выключателям, погружая дом в темноту. Тетрадь всё ещё лежит на столе.

Стилински тяжело падает на стул и берёт в руку синий маркер. Как забавно, должно быть, было бы перечитать все свои записи от начала и до конца. Он подкатывает рукав и пишет, как-то слишком отрывисто и нетвёрдо:

«Не смог нажать на курок. Буду думать, что пытался, но его заклинило. Судьба, вроде как.

13.09.13»

Смотрит на запись пару секунд. Постукивает маркером по столу, а затем закрывает тетрадь и пишет на обложке крупными, печатными буквами одно-единственное слово. Пишет, а ему кажется, что оно отпечатывается на внутренней стороне сетчатки.

«Шелуха».

Так бы он назвал последнюю главу своей Самой Скучной На Свете книги. Книги, наполненной глупыми поступками, необдуманными решениями и дёрганной импровизацией. Да. Он назвал бы её именно так.

Потому что Питер Хейл снова оказывается отвратительно прав.

Глава 7

«Сегодня ночью я проснулся от того, что услышал громкую музыку. Она гремела на весь дом, а утром отец сказал, что ничего не слышал. Если это была галлюцинация, то я даже благодарен. Не люблю такую темноту. Я в ней начинаю ждать.

20.09.13»

Нет смысла обижаться на Дерека за то, что они практически не виделись столько грёбаных дней. Просто — нет смысла. Пусть даже Стайлзу и обидно так, что хочется разныться.

Он сказал тогда: «Я просто хочу чувствовать себя защищённым». И был уверен, что Хейл его услышал. Но, по ходу, ни черта он не услышал.

Нет смысла обижаться, но ему чертовски обидно, даже когда «Камаро» ни с того ни с сего вдруг останавливается напротив подъездной дорожки. Когда Дерек выходит и облокачивается о дверцу, подкуривая сигарету. Когда он снимает очки, встречаясь взглядом прямо со Стайлзом, который в этот момент как раз чуть ли не давится двумя розовыми таблетками из категории «антидепрессанты», глядя в кухонное окно.

Стайлз злится, и он ещё не понял — то ли это очередной гормональные выебон, то ли он действительно на полном серьёзе считал дни, пока не видел Дерека. Едва ли не начал отмечать их в своём особенном календаре, где до сегодняшнего дня были отметки только с ухудшением самочувствия, химиотерапиями, галлюцинациями и прочей белибердой.

Они с Хейлом виделись на тренировках Стаи — это было почти забавно: видеть, как он игнорирует Стилински. Как обычно, собственно, но Стайлзу казалось, что это не по-настоящему, поэтому он настолько упорно пытался поймать взгляд Дерека, что иногда ловил озадаченный взгляд МакКолла.

И теперь, когда Хейл наконец-то приехал на своей этой крутой тачке, стоит и курит в своей этой расслабленной позе, Стайлз мысленно закипает. Он отставляет стакан с водой, который громко цокает по столу, вытирает руки, отшвыривая полотенце на стул, и, сцепив зубы, шагает в прихожую, где сталкивается с отцом.

— Ого, куда это ты?

— Дерек приехал, — наверное, не очень хорошо получается проконтролировать свой тон, потому что брови Джона удивлённо поднимаются.

— Уж не знаю, радует меня или пугает это твоё выражение лица.

— Я и сам пока не понял, — Стайлз натягивает на губы улыбку, и отец тоже усмехается.

— Осторожнее там. Ты выпил таблетки?

— Нашпигован ими, как…

— Я помню. Рождественская индейка. Ты говоришь это каждый день.

— Только когда ты спрашиваешь об этом каждый день, — Стайлз почти незаметно подмигивает отцу и успевает заметить, как тот закатывает глаза прежде, чем он выходит из дома.

Так, ладно. Главное — не сорваться. Он не позволит себе.

Просто хмурит брови и одёргивает на себе синюю худи, прежде чем решительным шагом зашагать к Дереку. Он не здоровается и почти не смотрит на него — обходит «Камаро» спереди и сильно хлопает дверцей, когда садится в машину.

Пока Хейл спокойно докуривает сигарету, Стайлзу кажется что из него сейчас полезут яростные