Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти - Диана Гэблдон

Росомаха – почему его звали так, если он вовсе не похож на этого зверя? – осторожно потыкал руку пальцем и покачал головой. Затем сказал что-то Мюррею и махнул рукой в западном направлении. Мюррей потер лицо, словно человек, желающий избавиться от сонливости или тревоги, пожал плечами и спросил что-то у остальных индейцев. Ответом ему были кивки и пожатия плечами. Впрочем, несколько индейцев поднялись и пошли в лес.

Вопросы кружились в голове Уильяма, словно круглые и яркие металлические шары в дедовском планетарии, что стоял в библиотеке лондонского дома на Джермин-стрит. «Что они делают? Что происходит? Я умираю? Я умираю, как английский солдат? Почему он… английский солдат…» Рассудок уцепился за последний вопрос и принялся изучать его. «Английский солдат» – кто это сказал? Мюррей? Во время их ночного разговора… Что же он сказал?.. «А у английских солдат разве не так? Ты ведь не хочешь умереть как трус?»

– Я вовсе не собираюсь умирать, – пробормотал Уияльм, но разум не принял это во внимание, продолжая свою маленькую мистерию. Что Мюррей хотел сказать? Он сказал это просто так или с умыслом, распознав в Уильяме английского солдата? Сомнительно. А что он тогда ему ответил?..

Из-за горизонта поднималось солнце, и Уильям отвернулся от его ярких лучей, сосредоточившись на воспоминаниях.

«У нас все так же, то есть я имею в виду надежду умереть достойно». Проклятье, он ответил как английский солдат.

Сейчас его не заботило, умрет он достойно или как пес… Кстати, где… а, вот. Ролло, поскуливая, принюхивался к его руке, затем принялся лизать рану. Ощущения были странными: болезненными и вместе с тем приятными, и Уильям не стал отгонять пса.

Что… ах да, он просто ответил, не обратив внимания на слова Мюррея. Но вдруг Мюррей и в самом деле знал, кто он такой? Тревожная мысль. Следил ли за ним Мюррей до того, как он въехал в болота? Может, он видел, как Уильям разговаривал с владельцем фермы, находящейся недалеко от болота, и решил перехватить его при первом же удобном случае. Если это правда… Лгал ли Мюррей, когда говорил о Генри Вашингтоне и Дизмэле?..

Коренастый индеец сел рядом, прогнав пса. Уильям с трудом сдерживался, чтобы не задать какой-нибудь из вопросов, теснившихся у него в голове.

– Почему тебя называют Росомахой? – вместо этого поинтересовался он сквозь пелену боли.

Индеец усмехнулся и распахнул рубаху, показывая исполосованную шрамами шею и грудь.

– Я убил росомаху. Руками. Теперь она мой духовный зверь. У тебя есть такой?

– Нет.

Индеец укоризненно посмотрел на него.

– Он тебе обязательно нужен. С его помощью ты сможешь выжить. Выбери себе зверя, одного, только сильного.

Пребывая в спутанном сознании, Уильям послушно принялся перебирать животных: свинья, змея, олень, пума… нет, слишком вонючая.

– Медведь, – уверенно сказал он. – Ведь нет зверя сильнее, чем медведь?

– Медведь, – повторил индеец и кивнул. – Хорошо.

Он ножом надрезал рукав Уильяма, чтобы тот не давил на отекшую руку. Внезапно его омыло солнечным светом; лезвие ножа полыхнуло серебром. Росомаха посмотрел на Уильяма и рассмеялся.

– У тебя рыжая борода, Медвежонок, ты это знаешь?

– Знаю, – сказал Уильям и зажмурился от бьющих в лицо солнечных лучей.

* * *

Росомаха хотел освежевать пуму, но Мюррей, встревоженный состоянием Уильяма, не собирался ждать. В итоге Уильяма и пуму положили буквально голова к голове на поспешно сделанную волокушу, которую одним концом привязали к лошади Мюррея. Насколько Уильям понял, направлялись они в маленькую деревушку в десяти милях отсюда, к доктору.

Росомаха и еще двое могавков пошли с ними, указывая путь. Остальные индейцы остались охотиться.

Пуму выпотрошили, что Уильям счел благом – день был теплый и обещал стать еще теплей. Правда, запах крови привлекал мух, которые устроили себе пиршество, поскольку обремененная волокушей лошадь шла медленно и не могла их обогнать. Мухи гудели и жужжали, лезли в уши; большинство мух привлекала пума, но многие все же хотели попробовать на вкус и Уильяма, тем самым успешно отвлекая его мысли от раненой руки.

Спустя какое-то время индейцы устроили привал и подняли Уильяма на ноги – приятное разнообразие, пусть Уильяма и шатало. Мюррей посмотрел на его покусанное мухами, обгоревшее на солнце лицо и достал из подсумка помятую жестянку. В ней оказалась вонючая мазь, и он щедро намазал ею Уильяма.

– Осталось еще пять-шесть миль, – заверил он его, хотя тот ни о чем его не спрашивал.

– Отлично, – ответил Уильям со всей жизнерадостностью, на которую был сейчас способен. – В конце концов, это еще не ад, а всего лишь чистилище. Что нам еще тысяча лет?

Мюррей засмеялся, Росомаха удивленно посмотрел на него.

– Точно, – хлопнув Уильяма по плечу, сказал Мюррей. – Хочешь пройтись?

– О боже, да!

У него кружилась голова, подкашивались ноги и дрожали колени, но уж лучше так, чем провести еще час в компании мух, ползающих по глазам и вываленному языку пумы. Уильяма снабдили крепкой палкой, вырезанной из молодого дубка, и он поплелся за лошадью, то потея, то трясясь от озноба, однако твердо намереваясь идти, пока не упадет.

Мазь прекрасно отгоняла мух – ею пользовались все индейцы, – а когда дрожь на время отступала, Уильям погружался в некое подобие транса, машинально переставляя ноги. Индейцы и Мюррей какое-то время приглядывали за ним и, убедившись, что он вполне способен идти, вернулись к своим разговорам. О чем говорили могавки, Уильям не понимал, зато Росомаха принялся допытываться у Мюррея о природе чистилища.

Мюррей испытывал определенные трудности с объяснением – вероятно оттого, что у могавков отсутствовало понятие греха или Бога, озабоченного порочностью людей.

– Тебе повезло стать каньенкехака, – качая головой, наконец сказал Росомаха. – Дух, которому мало, что злые люди уже мертвы, мучающий их после смерти… И христиане еще говорят, что мы жестокие!

– Верно, – согласился Мюррей, – но подумай: допустим, человек струсил и во время смерти держался недостойно. Чистилище дает ему возможность все же доказать свою храбрость, понимаешь? И когда он покажет себя достойным человеком, перед ним откроется мост, по которому он беспрепятственно пройдет до самого рая.

Росомаха хмыкнул.

– Если человек несколько сотен лет будет выносить пытки, он заслуживает рая… но как это возможно, если у него нет тела?

– Полагаешь, для пыток нужно тело? – с толикой иронии спросил Мюррей.

Росомаха буркнул что-то, выражая то ли одобрение, то ли удивление, и больше к этой теме не возвращался.

Какое-то время они шли молча, под пение птиц и жужжание мух. Стараясь не упасть и боясь свернуть случайно в сторону, Уильям сосредоточил внимание на затылке Мюррея и лишь поэтому заметил, что тот замедлил шаг.