Королева праха и боли - Лив Зандер

хозяина, затопили мои земли. Между нами не было сказано больше ни слова.

– Но когда Енош настиг Ньялу, она отказалась вернуться к нему, предпочтя смерть. – Моя ладонь легла на оплетенный волосами корсаж, пытаясь унять внезапный зуд под ним. – А поскольку она никогда не хотела ребенка Еноша, она выбрала смерть и для себя, и для младенца в утробе?

– Ты так думаешь?

Мгновение хрупкой тишины растянулось, наполнившись призрачным биением моего сердца и глухим звоном в глубине моего сознания, требующим обратить на него внимание. Джоа тряс головой с такой яростью, какую трудно ожидать от древнего трупа – говоря мне, что они намеревались спасти ребенка? От чего?

Я сглотнула.

Или – от кого?

Я прижала руку ко рту. В горле моем пересохло, подбородок задрожал. Ужасающий вопрос выбил почву у меня из-под ног, столкнув меня с трона.

Кто был отцом того ребенка – Енош… или Джоа?

– Нет, этого не может быть… – пробормотала я и умолкла, наткнувшись на взгляд лорда Тарнема. – Ньяла уже была беременна, когда покинула Бледный двор и убежала с Джоа, разве не так?

– Так.

«Ньяла приходила и уходила, когда ей заблагорассудится», – раздался в моей голове голос Еноша, и тут же к нему присоединилось бурчание Орли: «Присматривать за ней было все равно че пасти стаю блохастых кошек. Глупая, глупая девчонка».

Вопрос все громче и громче звучал в моей голове, волны страха душили меня:

– Кто был отцом этого ребенка?

Уголки губ лорда Тарнема дернулись:

– Дитя, вполне возможно, что ты единственная, кто способен ответить на этот вопрос.

– Она виделась с ним. Все это время она тайно встречалась с Джоа. – Я обхватила себя руками. – Если ее роман с Джоа продолжался, то он вполне мог быть отцом ее ребенка.

Самодовольная улыбка расплылась на лице лорда:

– Смертного ребенка.

Ребенка, которого Енош чувствовал.

Разум мой еще колебался где-то между настороженным подозрением и свирепой уверенностью, а вот силы уже оставили подгнившие мышцы. Боль резанула живот, острая холодная боль. Я опустила глаза, почти ожидая, что увижу корсаж, залитый кровью из вновь открывшихся ран.

Дрожа, я опустилась на землю. Я боролась с душераздирающей надеждой, разливающейся внутри меня, с надеждой, которая может привести к мучительному разочарованию. Нет, я не могу пройти через это снова. Но как я могу избежать удара – и вероятного значения этого открытия?

Енош чувствует все мертвое.

И все живое.

Но не своих братьев.

Я прижала руку к ранам на животе и погладила их. Всепоглощающая печать притупила мои чувства. Опять. Опять! Если Енош не способен ощутить своих божественных братьев, каковы шансы, что он почувствует нашего божественного малыша?

Глава 9

Ада

Орли сидела на корточках над деревянной лоханью возле источника, энергично двигая одной из белых рубах Еноша по стиральной доске. Моего приближения она не заметила, потому что я обогнала детей и приподняла гремучий костяной шлейф. По пещере носилось ее беззаботное пение. Пела она о драконе, охраняющем тайну.

У меня перехватило дыхание.

Какое совпадение…

Я знала, что она что-то скрывает, но не ожидала, что из-за этого меня будет просто трясти, трясти от ярости и страха одновременно.

Ярости – оттого, что я умерла беременной.

Страха – из-за того, что это может быть не так.

Или наоборот?

Внутри все болезненно сжалось. Нет, так или иначе, я обречена, потому что правда – любая правда – разрушит мою душу. Если моя теория верна, и я умерла с ребенком в животе…

Я прижала ладонь ко рту, заглушая мучительный всхлип; мое молчащее сердце скручивала беспощадная агония. Нет, я этого не переживу. Умру во второй раз.

И если моя теория окажется неверна – тоже.

Рука моя вновь круговым движением огладила живот. Я словно ласкала надежду – надежду, которую не могла себе позволить. Что, если лорд Тарнем стремится лишь выбраться из трона, воспользовавшись моей ситуацией? Моим отчаянием? Что, если я попалась на крючок лжи?

А если у меня по-прежнему нет ребенка?

Желудок скрутило, газы разложения снова бродили в нем. Милостивый бог, я же сейчас впаду в истерику, такую, что на моем фоне Енош будет выглядеть очень даже здравомыслящим.

Где тут правда? Где ложь?

Это знает только одна женщина.

Переведя дыхание, я разжала руки, и костяная бахрома платья клацнула о темную скалу.

– Глупая, глупая Ада.

Орли резко развернулась, так что ноги ее едва не разъехались на мокром каменном полу. Мокрые руки повисли. С них капало.

– Что?

Легкие сдавило от разрастающейся в моей груди тревоги.

– Кто был отцом ребенка Ньялы?

Лицо старухи застыло, трясущиеся пальцы спрятались в складках платья, губы сжались, превратившись в тонкую линию. Орли потрясенно уставилась на меня:

– Че ты имеешь в виду?

Я шагнула к ней:

– Кто был отцом? Енош или Джоа?

– Ох, девка. – Нога ее скользнула вперед; служанка пыталась встать. – Совсем у тя в башке помутилось.

Я до боли стиснула зубы. Конечно, она будет все отрицать. Может, даже попытается перевернуть все с ног на голову, зарождая сомнения и замешательство.

Но я ей не позволю.

– О, совсем даже наоборот, – ответила я. – Кажется, никогда еще я не мыслила так ясно.

– Энто горе говорит. – Она расплылась в материнской – нет, бабушкиной – улыбке, которой я ни капли не доверяла. – Давай-ка помогу те вылезти из платья, помокнешь хорошенько в водичке да и забудешь все.

– Тебя, несомненно, это бы вполне устроило. – А ведь она рьяно пыталась убедить меня принять мое горе, смириться с ним. – Я говорила с лордом Тарнемом. Он рассказал мне все.

– Не слушай ты всякий вздор, девка. – Улыбка ее дрогнула. – Ах, энтот тип скажет все че угодно, лишь бы хозяин вынул его кости из трона.

– Ну так и ты скажешь что угодно, лишь бы не попасть туда. – Я своего добьюсь, даже если заплачу своим сердцем, не говоря уже о здравом рассудке. – «Ох, если хозяин узнает правду… Глупая, глупая девчонка». Думаешь, я забыла, как застала тебя спорящей с лордом Тарнемом? Ты сопровождала Ньялу, когда она покидала Бледный двор. Ты же не станешь отрицать, что она встречалась с Джоа?

Руки ее сжались в кулаки:

– Ты не знаешь, какой была маленькая леди…

– Я знаю, что она выбрала смерть для себя и ребенка, вероятно, больше смерти боясь того, что сделал бы Енош, если бы узнал правду. – От собственных слов я вся покрылась мурашками. – Будешь отрицать?

– Девка…

– Кто был отцом ее ребенка?

– Ада…

– Кто?

– Я не