И грех, и смех - Левсет Насурович Дарчев

Это твоя доля, братец. Ты мне помогал.

Поехали.

– В какую сторону, чтобы попасть в ресторан?

Я обмою, –произнес Камал.

– Сначала в сторону ювелирного магазина, –

посерьезнев, сказал Гаджи.

– Ты решил все вложить в золото? – неожиданно спросил Камал, подумав и о своей доле.

– Нет. Я хочу купить маме кое-что, – произнес

Гаджи. – Еще в школе я обещал ей.

– Ты еще в школе знал, что станешь самым богатым человеком в городе в двадцать семь лет? –

Камал был тронут и на мгновенье задумался. Может быть, и ему надо подумать о маме.

– Нет, – сказал Гаджи, – деньги никогда не были

моей целью. Я просто хотел доказать деду, что я

чего-то стою.

– А при чем здесь дед?

– Это он надо мной все время подтрунивал:

ты ничего не добьешься, не построишь дом. Я

ни разу не видел, чтобы он зашел к нам домой.

А когда мама один раз сделала ему замечание,

он долго думал, потом сказал: «Я закрывал глаза, чтобы не видеть, но сердце не обманешь. Да,

железо в огне закаляется, а человек – в нужде,

если, конечно, он – не пустое место». Я долго

думал над этими словами и понял: если ты в комто разочаровался, то он для тебя – пустое место.

Теперь думай: каково быть пустым местом для

близкого человека. Дело не в этом, – тихо продолжал Гаджи открывать душу своему другу, –

дело в том, что мой отец не смог вернуть ему старый долг. Так что половину денег я отдам деду, а

другую половину – маме.

– А тебе?

– Я успею заработать: у нас еще два проекта –

Ахты-Курах и Сартил-Хуси. – Затем, повернув-

82

шись к Камалу, он спросил: – Камал, ты когда-нибудь ел пирог из курицы?

– Нет.

– Тогда мы едем к маме в Курах. Поверь: это

лучше, чем какой– нибудь ресторан. Камин, огонь

на дровах и запах томящегося мяса в тесте. Ах…

– Пержиан, – раздался голос с улицы, и она узнала голос отца. Она открыла дверь и увидела отца

со свернутой бумагой в руке и непонятным мешочком на плече. А выражение лица испугало ее.

– Папа, ты! Что случилось? Что за бумага? –

Пержиан уже начала бояться этих бумаг.

– Ты меня пропустишь? – выговорил отец.

Пержиан растерялась: она сделала шаг в сторону.

– Где Гаджи? – спросил дед, войдя во двор. –

Это был его первый визит в дом дочери.

«Значит, что-то произошло очень серьезное», –

подумала Пержиан. Ее сердце ушло в пятки.

Через минуту Гаджи стоял перед лицом деда,

возмужавший, высокий, стройный, довольный

жизнью и самим собой. Как и в детстве, его глаза

улыбались, источая тепло и уверенность. Дед всю

жизнь ждал этого дня – и он наступил.

– На, читай! – дед передал бумагу дочери и стал

ждать.

– Что это? – Пержиан быстро пробежалась по

строкам официального бюллетеня и заулыбалась.

– Читай вслух, – повелел дед. – Я хочу это слышать.

Пержиан зачитала: «…Гаджи успешно провел

рационализаторские мероприятия и с опережением

завершил работы по электрификации…» – она заволновалась и оторвала глаза от бумаги.

– Подпись чья, читай, – не унимался дед.

Пержиан опять поднесла бумагу к глазам.

– Подпись… Министр энергетики и электрификации СССР.

У Пержиан на глаза навернулись слезы и, поворачиваясь к сыну, она спросила:

83

– Неужели, это правда, сынок!

– Да, правда, дочь, – с удовлетворением произнес дед. – Я впервые испытал и теперь знаю,

что такое гордость. Спасибо, Гаджи. А этот мешочек с деньгами забери: весь мой дом вместе

со мной не стоят таких денег, они мне не нужны,

а долг твоему отцу я простил давно, когда еще

давал.

Гаджалим, покидая дом дочери, на время задержался на пороге. Он что-то хотел сказать, но не решался. Он вышел, но затем вернулся обратно.

– Гаджи, ты меня извини за жесткость, сынок, –

сказал Гаджалим, делая акцент на каждом слове.

Его рука, державшая трость, тряслась. «Он состарился, даже говорить стал медленно, мимика померкла, но в нем продолжал жить дух горца», – подумал Гаджи. – Я не знаю, почему, но больше всего

хотел от тебя, чтобы ты чего-то добился в жизни.

Ты вырос настоящим мужчиной – я теперь знаю,

что дом ты построишь. Меня мой дед тоже так воспитывал по нашей поговорке: «Сын будет таким,

каким воспитаешь».

Он ушел, а Гаджи с мамой взглядами долго провожали старческую фигуру деда, который отдалялся от них, чуть пошатываясь, но с чувством гордости от того, что выполнил свою миссию.

84

ЯБЛОКО ОТ ЯБЛОНИ

ДАЛЕКО НЕ ПАДАЕТ

Русская поговорка

Тихо отходила страда, оставляя на полях солому

и костры, несущие запахи дыма по окрестностям.

Одинокий орел парил в небе, раскинув на всю длину

свои широкие крылья: он выглядывал внизу мышей,

игнорируя стаю черных ворон, которые подбирали

зерна, оставленные несовершенными комбайнами.

Лишь в одном месте золотилось поле с некошеной

пшеницей. Возле него маялся мужик, катал на ладони несколько зерен, которые он выдавил из колоса

– классная пшеница. Увидев, как за спиной остановилась белая «Нива», из которой вышли двое: один

молодой, видимо, сын, а другой – коренастый мужик с круглыми чертами лица, он засуетился.

Мужик сходу выпалил:

– Кто вы такой?

– Здравствуйте, я заготовитель и покупаю

пшеницу.

– Какого черта вы полезли в чужое поле? – его

голос гремел, как старый патефон, путая нотки, видимо, нервничал. – Не продается.

– Извините, я не настаиваю.

Они разъехались. Пятнадцатилетний сын вопросительно глянул на сердитого отца.

– Папа, ты почему его обманул?

– Что ты сказал?

– Тетя Галя уже столько дней ищет покупателя,

а ты сказал, что она не продает.

Мужик резко нажал на тормоза, чтобы на высоких тонах донести до сына истину.

– Ты что, дурак? Я не хочу, чтобы она продала

зерно. Я хочу купить это поле вместе с пшеницей.

Я уверен: она не справится с этим полем и в конце

концов, она его продаст и его купит, знаешь кто?

85

Инвестор.