50 знаменитых авантюристов - Ольга Исаенко

Алексею Михайловичу сразу же доложили о поимке Лжешуйского, и тот немедленно направил гонцов к его светлости князю Шлезвиг-Голштинскому со следующим посланием: «В минувшем 1644 году – по московитскому календарю 7152-м – обокрали нашу царского величества казну Тимошка Анкудинов да Костька Конюхов, которые от наказания смертною казнью бежали из земель нашего царского величества в Константинополь и там приняли мусульманство. Так как они и там совершили злые поступки, то они вновь бежали от наказания смертной казнью и прибыли в Польшу и Литву, вызвали смуту у государей и находились в войске запорожских казаков у генерала Федота [Богдана] Хмельницкого, который обоих вышеназванных наших воров и изменников, по приказанию великого государя Иоанна Казимира, нашего брата, короля польского, должен был схватить… Однако воры и изменники наши бежали в Рим и приняли там латинскую веру, а затем бежали к другим государям, затевая у них смуту и переменив имена свои. Один из них, Тимошка, называл себя Шуйским, а в иных местах Sinensis’ом, Костька же выдавал себя за его слугу. Оба появились и в шведском королевстве, где их узнали наши купцы из Новгорода и иных городов…позже он в Голштинии, в Нейштадте, был схвачен и брошен в темницу. Поэтому мы и послали к вашей любви с нашего царского величества письмом посланника Василия Шпилькина с несколькими из наших подданных, чтобы вы указали передать ему означенного нашего изменника и переслать его нам». Два раза русский царь посылал это послание голштинскому князю – 31 октября 1652 года и 5 января 1653 года. Тексты обоих посланий были идентичны, но во втором была маленькая приписка, что за выдачу изменника «…наше царское величество, в свою очередь, окажем вашей любви всякую услугу, когда в этом будет необходимость». Фридрих II очень долго, почти год раздумывал, как бы повыгоднее обменять своего пленника. 17 октября 1653 года русский государь в третий раз попросил выдать пленника, и голштинский князь наконец выдал Анкудинова в обмен на несостоявшийся договор о позволении торговать с Персией и Индией через русские земли.

Все это время сидел в Нейштадте и Василий Григорьевич Шпилькин – по иронии судьбы сопровождать пленника поручили именно ему. Однажды бывшим друзьям было разрешено свидание в присутствии знатных придворных князя. Анкудинов с важным видом выступил навстречу посетителям, попросил, чтобы говорили с ним на «сарматском» языке. На вопрос Шпилькина о Тимофее Анкудинове он ответил: «…весьма возможно, что негодяй по имени Тимошка Анкудинов и обокрал казну великого князя, но его лично это не касается, так как его имя Iohannes Szuensis, по-сарматски – Шуйский». Позже в особой записке для князя о своей родословной он напишет: «Родился я и воспитан в некоей части королевства Польского, в провинции Новгород-Северской, вотчинник я в Украине Северской, где у меня собственные именья “Великое Болото”, близ московитской границы». Словом, Тимошка сам развлекался и герцога потешил.

Наконец самозванца повезли домой, в Москву. Анкудинов понимал, что от царя пощады не будет, поэтому два раза покушался на самоубийство. Оба раза неудачно, его жизнь для дознания берег Шпилькин. Доставили Тимошку в разбойных дел приказ, где на дыбе стали выяснять его личность. Полгода проводилось царское дознание. Анкудинов упорно именовал себя Иваном Шуйским. К нему приводили бывших коллег-писцов, купца Миклофа, Василия Шпилькина, кума Ивана Пескова и даже родную мать. Но ни многочисленные очные ставки, ни пытки не смогли вырвать у него признаний. Царю надоело слушать доклады об упрямстве самозванца, и он приказывает казнить его четвертованием – обычной казнью для преступников такого рода.

В августе 1654 года на площади перед Кремлем Тимофею Анкудинову прочли приговор и потом мучительно казнили. На казнь привели его друга и сообщника Константина Конюховского. Он покаялся во всех грехах, поэтому ему оставили жизнь и только отрубили три пальца на левой руке, а не на правой, чтобы он смог креститься, затем отправили на каторгу в Сибирь.

Остается добавить, что в день казни Анкудинова приехал из Польши посланник к русскому царю. И на аудиенцию его провели специально через место казни самозванца, чтобы вся Европа потом знала, что с Лжешуйским покончено.

Полное имя – Шарль Женевьева Луиза Августа Андре Тимоти д’Эон де Бомон

(род. в 1728 г. – ум. в 1810 г.)

Родился знаменитый авантюрист 5 октября 1728 года в городе Тоннере. В документах значилось, что в семье де Бомон появился наследник, соседи также были уверены в том, что новорожденный – будущий шевалье. Но один из биографов д’Эона де Ла Фортейль заявлял, что на самом деле речь шла о девочке, которую, по странной прихоти родителей, записали в акте как мальчика. Соответственно этому ее одевали и воспитывали с пеленок. Тот же биограф объяснял подобную «оригинальность» семьи де Бомон просто: мол, отец, желавший непременно иметь сына, думал этим отомстить обманувшей его природе. Но существует и более правдоподобное объяснение: родители ребенка могли лишиться какого-то наследственного поместья в том случае, если у них не родился бы мальчик. Тогда они, недолго думая, решились на подлог, выдав новорожденную дочь за сына. К тому же часть имен, полученных д’Эоном, явно женские, а часть давалась как женщинам, так и мужчинам. Но ведь наряду с этим среди имен младенца числятся и типично мужские! И вообще, в католических странах существует обычай, по которому новорожденных при крещении нарекают именами их крестных родителей. При этом различия полов в расчет не берутся. На заявления самого авантюриста надеяться также не приходится: в разное время он утверждал как свою принадлежность к прекрасной половине человечества, так и к сильному полу – с равным жаром и убедительностью.

Как бы там ни было, воспитывали юного отпрыска дворянского рода в традиционной манере: растили достойного продолжателя рода, способного постоять за себя в жизни. Едва выйдя из детского возраста, он был отослан родителями в Париж, в коллегию Мазарена, где проявил недюжинные способности к наукам, пытливый ум и прекрасную память. Позже юноша был переведен в юридическую школу, по окончании которой получил степень доктора гражданского и канонического права. Еще в детстве у д’Эона проявился литературный талант, и позднее он написал несколько томов заметок, историко-статистических очерков и очерков своей жизни; его обширная переписка способна не прояснить ситуацию относительно его принадлежности к одному из полов, а еще больше запутать исследователей.