Психология зла - Джулия Шоу

Итак, большая часть этих вещей вне нашего контроля и не соответствует нашим психологическим характеристикам, но общество все равно склонно недооценивать нас, если наше лицо «жутковатое». Это подводит к теме человеческой жестокости. Люди с давних времен психологически и физически притесняют тех, кто выглядит иначе. С самого детства мы обращаем внимание на лица, особенно если они не соответствуют нашим ожиданиям — и обычно в плохом смысле. Дети жестоки к тем, кто отличается внешне. Людей с изъянами внешности часто дразнят и публично высмеивают.

Почему мы так жестоки? Во-первых, существует базовый эволюционный аргумент, что асимметрия и уродства могут быть признаками генетических заболеваний и умственной отсталости. Нас отталкивают болезни, и это отторжение отчасти помогает нам выжить. Следовательно, признаки болезни представляются нам плохими. Нас притягивают люди, которые выглядят фертильными и здоровыми, и мы избегаем тех, кто таковым не кажется, тех, кто может нас заразить. Это позволяет объяснить, почему мы избегаем определенных людей, но не обосновывает нашу жестокость по отношению к ним.

Аргумент, который я нахожу особенно убедительным в вопросе жестокости, касается нашего восприятия «разбитого лица». В 2017 году Катрина Финчер и ее коллеги опубликовали статью, где сказано, что особенность нашего восприятия лиц может приводить к дегуманизации[92]. Если мы видим лицо, в котором ничего не выделяется, то считываем его полностью. Находим его цельным. Человеческим.

Перцептивная дегуманизация: когда мы перестаем видеть людей целостно, кок людей

Однако, как только появляется то, что привлекает наше внимание своей анормальностью, мы начинаем деконструировать лицо, а вместе с ним и человека. Мы замечаем изъяны, близко посаженные глаза, смешной нос, прыщи, татуировки — и перестаем видеть человеческое лицо как единое целое. Авторы утверждают, что это «предполагает сдвиг от целостного восприятия к восприятию отдельных черт». Это, считают ученые, «допускает возможность причинения вреда, например суровых наказаний». Так же как Гитлер был способен на жестокость, потому что перестал видеть в людях людей, так и наше восприятие может сыграть с нами злую шутку и привести к «перцептивной дегуманизации».

Единственный способ побороть это — знать, что такое может случиться, остановиться и подумать, когда возникает желание назвать кого-то «жутковатым». Попробуйте поболтать с человеком с татуировкой на шее. Наймите на работу женщину, у которой есть акне. И научите своих детей не пялиться на людей с изъянами на лице.

Мы с трудом принимаем непохожих внешне, но гораздо труднее нам принять непохожих по духу. Психические заболевания часто ассоциируют с жутковатостью, злом и преступностью.

Посиди со мной

Почему я боюсь темноты: я не знаю, что или кто в ней скрывается, а раз увидеть не удается, значит, там может быть кто угодно. Непредсказуемость. И точно так же мы гадаем, как поступят те люди, которые мыслят иначе. Мы не можем понять ход их рассуждений. Наши предсказания насчет их поведения не срабатывают. Люди не любят такого рода неопределенность. Порядок и контроль безопасны. А непредсказуемость потенциально опасна. И воспринимается таковой.

То, что стигматизация психически больных людей существует, — не откровение, и она по-прежнему остается разрушительным предубеждением. Одна из наиболее заметных предвзятых реакций, которая возникает, когда мы замечаем, что кто-то психически болен, — наша дистанция с человеком. Мы отстраняемся от него социально и физически.

Один из аспектов этой скрытой предвзятости продемонстрировал эксперимент 2010 года, который провел Росс Норман с коллегами[93]: они выявили, что мы интуитивно связываем жестокость и психическую болезнь. Ученые попросили участников эксперимента расположиться в зале ожидания и дождаться встречи с молодой женщиной, страдающей шизофренией. В комнате вдоль стены стояли семь стульев. На одном из них лежали вещи — папка и свитер, и участников предупредили, что этот стул занят той самой больной девушкой, которая скоро вернется. Так как ее не было в комнате, участники не знали, ни как она выглядит, ни в чем проявляется ее заболевание.

Конечно, в ходе эксперимента изучали поведение участников. Специалисты хотели знать, куда сядут добровольцы. И обнаружили, что люди располагались в двух-трех стульях от места девушки (среднее значение 2,44, если уж совсем точно). В целом не так уж и плохо, но исследователи утверждают: это показывает, что информация о том, что человек страдает от психического заболевания, может влиять на социальное взаимодействие с ним. Как думаете, сели бы вы ближе к человеку, если он не болен шизофренией? Возможно.

Всякий раз, когда вы размышляете об этом, учтите, что это особенно верно, если у больного шизофренией наблюдается «продуктивная» симптоматика: например, он говорит с воображаемым другом или реагирует на галлюцинации. Данные симптомы называются продуктивными не потому, что они хорошие, а потому, что дополняют личную реальность, становятся психической продукцией. Это такая «Реальность+». Люди, страдающие шизофренией, видят и слышат то, чего нет. Эти симптомы противоположны негативной симптоматике — уплощенным эмоциям.

У мужчин и женщин, молодых и старых — у многих из нас есть мощный «детектор жутковатости». И предположение, что нас пугают психологически неблагополучные люди, подтвердилось и в исследовании Паркера Мэджина и его коллег. Его результат: почти 30% опрошенных сказали, что им было бы некомфортно находиться в приемной больницы с больным шизофренией[94]. Еще 12% объявили, что им будет неуютно с депрессивным человеком. Некоторые ученые полагают, что стигматизация людей с психическими заболеваниями может считаться «второй болезнью». Ведь из-за подобного отношения у них повышается тревожность, уровень стресса, снижается качество жизни[95].