Чужая игра для сиротки. Том второй - Айя Субботина

Она должна быть жива.

Обратную мысль я просто не допускаю.

На лекарском столике, рядом с толстыми восковыми свечами, лежит коробка, и из прорези между крышкой и основой сочится легкий голубоватый свет. Открываю ее, хоть и не с первого раза. Выдыхаю с облегчением, потому что внутри — вполне приличного размера Аспект Атио, похожий на осколок голубого горного хрусталя. Рядом — маленькое приспособление, похожее на лупу, но утыканное иглами с одной стороны. Это — медипал, совсем новая разработка. Я только раз такой и видел, и когда лекарь «лечил» им простую рану на ноге, подопытный — здоровенный мужик-кузнец — выл и рыдал как малое дитя. Но зато рана почти затянулась.

— Что ты делаешь? — Ивлин забывает о своем намерении меня проучить, и подвигается ближе, одержимая любопытством.

— Тебе лучше уйти, Ив, — почти искренне забочусь о ее душевном состоянии. Эта штука, похоже, воздействует на верхние слои кожи примерно как огонь, и запах при этом стоит почти такой же. — Не подготовленные носовые рецепторы это могут и не пережить.

Ивлин фыркает, заходит мне за плечо и ее дыхание на коже неимоверно раздражает.

— Ив, отойди, пожалуйста, — держусь из последних сил. — Ты мне мешаешь, а я еще никогда этого не делал.

Я кладу Аспект на внешнюю сторону медипала, и невидимые до этой минуты тонкие серебряные нити обхватывают его со всех сторон, плотнее прижимая к стеклу. Пульсация камня нарастает.

Еще минуту трачу на то, чтобы срезать с груди бинты.

Приставляю лупу к тому месту, которое под пальцами ощущается как разрытая свежая могила — там как будто такая же сырость, рвань и мертвечина.

Мычу себе под нос, когда острые шипы вонзаются в кожу, пробиая ее как будто до самой спины. Камень хаотично вспыхивает и гаснет, пока до меня не доходит, что он, как чуткий зверь, пытается подстроится под ритм моего сердца. И как только это происходит, я чувствую легкий толчок в груди, вслед за которым приходит адская, жгучая боль.

Хорошо, что у меня, видимо, дефект от рождения и я не способен на бабские слезы.

С меня словно снимают кожу, поливают кровоточащую плоть чистым огнем, на живую зашивают, а потом щедро посыпают швы солью.

К концу «процедуры» я на всякий случай проговариваю в голове свое полное имя и титул, потому что чувствую себя человеком, которому вместе со смертельными ранами заодно сожгли и мозг.

Хочется сесть, передохнуть, может даже позволить Ив влить в меня ту ядовитого цвета отраву, но… Тиль.

Одно воспоминание о ее испуганных зеленых глазах толкает меня к выходу.

Что ж, по крайней мере, я точно не истеку кровью до того, как выясню, что с ней…

Дверь жестко распахивается прямо у меня перед носом. Случись это мгновением раньше — я бы получил по башке и с учетом моего полудохлого состояния, скорее всего, это бы и стало причиной моей дурацкой кончины.

— Уже на ногах? — Эвин окидывает меня сердитым взглядом. — Хочешь обезглавить мою армию, Рэйв?

— Ваше Величество! — Ив растекается в глубоком реверансе, влезая между нами, как вошь. — Я пыталась удержать его в постели, но…

— Для женщины, которая пытается удержать мужчину в постели, графиня, на вас слишком много одежды.

Ивлин сначала возмущенно задыхается, потом выпячивает подбородок и гордо шагает к двери. Сказала бы это фигура рангом поменьше — беднягу не опознали бы даже по зубам и костям.

— Нам надо поговорить, — сразу переходит к делу Эвин. — О герцогине Лу’На.

— Она жива? — Где-то внутри вдруг воскресает та самая струна, на которой барды играют своим сопливые баллады.

— Вполне, — говорит он, и я стараюсь не слишком явно высказывать свое облегчение по этому поводу. — И с учетом всего случившегося, а так же невозможностью… продолжить весь этот фарс под названием «Отбор невест», я пришел за советом к своему лучшему и единственному другу.

Я догадываюсь каким, чтоб меня Хаос побрал!

— Я собираюсь просить руки герцогини, Рэйв. Что скажешь?

Что я скажу?

Я бы хотел сказать, что он не имеет права на ней жениться и выкатил для этого минимум парочку веских причин, если бы не одно «но» — после того, как Эвин узнает правду о том, на кого он уже почти нахлобучил королевскую корону, Тиль останется жить считанные часы.

Я слишком хорошо его знаю, чтобы наивно верить, будто хоть одно мое слово в ее защиту разубедит его от желания немедленно казнит обманщицу.

Кроме того, мне совсем не нравится пристальный взгляд, с которым Эвин следит за моей реакцией на его вопрос. У этого должна быть какая-то подоплека.

— Я думаю, что ты спешишь, — говорю то, что в данной ситуации звучит почти нейтрально.

Эвин рассеянно кивает и трет переносицу. Не надо уметь читать мысли, чтобы понять — он был готов к тому, что услышит от меня именно это.

— Рэйв, она не сбежала, когда пришел Беал, — с несвойственным ему рвением вдруг говорит Эвин. — Она не бросилась в кусты, не побежала спасать свою жизнь. Она спасла твою жизнь. Я был там и видел собственными глазами.

Спасла мою жизнь?

Три простых слова, но мне невероятно сложно удержать их в голове, как будто где-то в этом предложении есть явная ошибка.

— Если бы Матильда не оттащила тебя из-под каменных обломков, ты лежал бы не здесь, а на каменном столе, разрезанный надвое.

— Не та смерть, о которой я всегда мечтал, — говорю рассеянно, потому что все еще пытаюсь понять, как мелкая девчонка, вдвоем меньше меня, смогла найти в себе столько мужества.

— Герцогиня Лу’На, рискуя своей жизнью, спасла жизнь герцога Нокса, — словно читает газетный заголовок Эвин. — Если это не лучшее свидетельство того, что она изменилась, то тогда я не знаю, что это может быть. Рэйв, она спасла человека, который единственный во всей Артании может вывести ее на чистую воду. Клянусь Хаосом, будь я на ее месте — оставил бы тебя подыхать.

Мы обмениваемся понимающими взглядами — были времена, когда я слышал от Эвина комплименты и похуже. Сейчас это звучит как попытка вдолбить в мою упрямую башку, что все имеют право на прощение и второй шанс. Даже дочери предателя короны.

Честно говоря, если бы девчонка Лу’На действительно спасла меня, я бы и сам пересмотрел свое отношение к ней. Ненадолго, само собой.

Но все дело в том, что меня спасла не жестокая бессердечная тварь, а отважная монашенка.

Которая, как только я до нее доберусь, обязательно получит мое самое жестокое внушение на тему непослушания. Какого беса она поперлась геройствовать, если я велел не высовываться?! Что за ослица!

— В любом случае, — Эвин хмыкает, — ввиду особенных изменившихся обстоятельств, мне придется пойти прислушаться к мнению Тайного совета и Черной вдовы, и свернуть этот… смотр невест. Меня уже забрасывают письмами обеспокоенные папаши и мамаши, которым никак не спится, пока их деточки здесь, со мной, пытаются доказать, что достойны быть королевами Артании. Но, знаешь что?