Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

В следующий миг он ощутил, как десяток тупых, шершавых и зазубренных лезвий впились в его гортань и пищевод и принялись нещадно кромсать его внутренности, причиняя дикую, нестерпимую боль. Он ухватился за горло и попытался закричать, но лишь сиплое бульканье вырвалось из его глотки, по которой поднимался новый, куда больший сгусток. Вслед за хозяином гости тоже начали неудержимо кашлять, хвататься за шеи и животы, бессильно мычать и стонать от охватившей их агонии. Барона затрясло и скрутило, а затем его вырвало прямо на себя багровой и смердящей смесью из полупереваренной еды и крови. Поток всё не останавливался, стекая по бороде, рукам и одежде, образуя под его ногами лужу. Голова закружилась, тело ослабло, и барон повалился назад, опрокинув кресло на спинку.

Хромос вертелся на месте, с ужасом наблюдая, как из большинства гостей вырывались кровавые струи, орошая блюда, столы и других людей. Кто-то пытался удержать внутренности в себе, безуспешно затыкая рот ладонями, другие, наоборот, старались самостоятельно опорожнить желудок, пока их ещё не охватил страшны недуг, а иные пытались просто убежать от напасти, но всякий, кто опробовал желанное вино был обречён на страшную гибель, от которой не было спасения. Лишь немногие счастливчики, отказавшиеся или не успевшие принять роковое угощение, не чувствовали симптомов и старались помочь агонизирующим товарищам, но те теряли сознание от потери крови или же захлёбывались собственной рвотой.

Посреди этого хаоса Хромос услышал сдавленный и скрипучий хохот. Это была невеста. Скрючившись сильнее прежнего, она судорожно вздрагивала при каждом смешке. Затем девушка медленно и бессильно поднялась с кресла и неуверенно поплелась прочь от только что скончавшегося супруга. Она шла маленькими шажками, не разгибая спины. Одной рукой она искала опоры, а второй держалась за живот. Внезапно боль усилилась, словно в неё воткнули раскалённый меч и она, сложившись пополам, тихо завизжала и упала меж столов в лужу чужой крови и желудочного сока. Позабыв обо всём остальном, капитан понёсся через столы и трупы к корчившейся страдалице. При падении вуаль слетела с её головы, и он увидел у своих ног Риррту. Она лежала в позе эмбриона, обернув руки вокруг талии и мелко дрожа. Её губы изогнулись в длинной и кривой, острой словно серп улыбке, из сиявших безумной радостью покрасневших глаз текли слёзы, а из груди доносились сиплые стоны. Хромос решил, что и она опробовала отравленного вина, но Риррта не кашляла, а из её рта не текла кровь. Однако ей тоже было больно, возможно даже неизмеримо больнее, чем умиравшим подле неё людям. Внизу ягодиц по ткани платья разрасталось багровое пятно.

Отрава сделала своё проклятое дело, и в считанные минуты большая часть пришедших на свадебное пиршество гостей отправилась к праотцам. Пока испуганные слуги метались меж комнат, не зная, что им теперь делать, Хромос почувствовал странную лёгкость, даже невесомость, а после он воспарил над землёй и неведомые силы потянули его наверх. Скорость стремительно возрастала, а всё вокруг утонуло в пульсирующем, небесно-голубом сиянии. Слепящая белая вспышка резанула взор, а за ней вернулись тьма. Вновь ощущая собственный вес, а также головокружение, боль в теле и чьи-то грубые и торопливые прикосновения, капитан с трудом приоткрыл слипшиеся веки.

Вокруг было темно, но эта тьма была уже совершенно иной. В ней угадывались очертания голых стен небольшого подвала, расставленные в нём громоздкие ящики и небольшие бочонки, а также склонившаяся над капитаном человеческая фигура. Пострадавшая память не хотела давать ясного ответа своему владельцу: где это он очутился и кто составлял ему компанию, но всё же Хромос понимал, что дела его были плохи. Тело не желало слушаться, но тем не менее капитан принял отчаянную, но нелепую попытку оттолкнуть от себя этого человека, но тот только крепче ухватил его за руку и за ногу, после чего без малейшего усилия одним рывком поднял взрослого мужика с пола и закинул к себе на загривок. Поправив ношу, чтобы лучше распределить вес, Феомир резко развернулся на месте и помчался через подвал к лестнице, которую он преодолел в пару прыжков.

Мощный порыв раскалённого воздуха ударил по лицу Хромоса, обжигая щёки и высушивая глазные яблоки в считанные мгновения. Не желая ослепнуть, капитан плотно зажмурился, но свет от бушующего пламени всё равно проникал сквозь кожу век, заволакивая взор багровой пеленой. Едкий дым стремительно вытеснял живительный воздух из комнат и коридоров горевшего здания. Его демонические обитатели, мельтешившие между домом и улицей в попытках спасти из огня как можно больше вещей, могли подолгу задерживать дыхание, продукты горения не могли их отравить, да и ожоги были им не страшны, в отличие от Хромоса, который почувствовал, как угарный газ заполнил его лёгкие, вызвав острое удушье. Будь здание размером с добрый замок или же будь его носильщик менее расторопным, то капитан наверняка бы задохнулся, но, прежде чем он вновь бы потерял сознание, его вынесли на улицу.

Район был довольно бедный, его жильцы не могли себе позволить дорогие материалы и умелых строителей, так что дома в большинстве своём были целиком или наполовину возведены из дерева, а учитывая тёплую и засушливую погоду последних дней и довольно плотную застройку, то начавшийся в одном здании пожар в считанные минуты растекался по его стенам, крыше, пожирал его и перескакивал на его соседей, чтобы продолжить губительное пиршество. Так случилось и на этот раз. Огонь уже успел распространиться на пять-шесть зданий и подступал ещё к десятку. Разбуженные в ночи жители в одних ночных рубахах и подштанниках, а кто и вовсе голышом, выбегали из охваченных пламенем жилищ, держа на руках детей, кошек и собак, а их соседи с коврами, мётлами и вёдрами в руках, самоотверженно и мужественно давали отпор пожарищу, сдерживая его стремительное распространение. Воздушные массы то всасывались в здания, давая пищу пламени и грозясь затянуть в адскую жаровню неумелых пожарных, то вырывались из окон и дверей, издавая при этом глухой рёв и хлопки и опаляя нерасторопных бойцов. Напуганные и огорчённые потерей добытых тяжким трудом пожитков люди кричали и рыдали, моля о помощи, пока над городом разносился тревожный звон десятка колоколов, передававших весть о разразившемся бедствии и созывавших горожан для сражения со стихией.

— Ей Рирр, куда мне его теперь девать? — спросил Феомир, стараясь перекричать окружавшие вопли и грохот. Впрочем, сам тон его голоса несмотря ни на что остался обыкновенно спокойным и слегка вялым или скорее же сонливым.

— Отнеси его к остальным вещам, там за ним присмотрят. И поспеши,