Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

Повторяющиеся спазмы сосудов все больше угнетали больного, и он довольно часто пессимистически высказывался по поводу перспектив своего выздоровления. Так, 14 июня 1922 года «после одного короткого спазма сосудов Владимир Ильич сказал Кожевникову: «Вот история, так будет кондрашка». И позднее, в начале зимы 1923 года, опять‐таки после короткого спазма, который продолжался несколько минут, Владимир Ильич сказал Крамеру и Кожевникову, присутствовавшим при этом: «Так когда‐нибудь будет у меня кондрашка, мне уже много лет назад один крестьянин сказал: «А ты, Ильич, помрешь от кондрашки», и на мой вопрос, почему он так думает, он ответил: «Да шея у тебя больно короткая». И хотя Ленин пробовал шутить, чувствовалось, что он и сам придерживается мнения этого крестьянина»[24].

Ленина угнетали предчувствия, он замечает утрату способности работать так, как он мог это делать раньше. Однажды, когда к Владимиру Ильичу пригласили профессора Доршкевича, больной пожаловался на бессонницу, отсутствие «душевного покоя». Профессор, осмотрев больного, в итоге констатировал: «Во‐первых, масса чрезвычайно тяжелых неврастенических проявлений, совершенно лишавших его возможности работать так, как он работал раньше, а во‐вторых, ряд навязчивостей, которые своим появлением сильно пугали больного».

– Ведь это, конечно, не грозит сумасшествием? – спросил Доршкевича Ленин. Профессор сказал:

– Навязчивости тяжелы субъективно, но они никогда не ведут за собой расстройство психики[25].

Врачи, которых около Ленина после 1921 года всегда было весьма много, стали вести историю его болезни с 29 мая 1922 года. В течение года записи вел невропатолог А.М. Кожевников, весьма наблюдательный врач; с 6 мая до 4 июля 1923 года состояние Ленина фиксировал в журнале В.В. Крамер и на заключительном, роковом отрезке болезни – профессор В.П. Осипов, в прошлом начальник кафедры психиатрии Санкт‐Петербургской военно‐медицинской академии, один из крупнейших специалистов в своей области.

Я приведу несколько характерных наблюдений врачей, зафиксированных в истории болезни В.И. Ленина, позволяющих глубже оценить его состояние, когда больной с огромной настойчивостью пытается вернуться на политическую сцену. Этот документ свидетельствует, что, даже когда Ленин был второй раз повержен новым ударом, все его помыслы только там – в Политбюро, Совнаркоме, в Кремле. Ленин не может представить, что власть, которую он так неожиданно получил, в результате болезни переходит в другие руки. Однако лидер большевиков борется, борется, не теряя надежды вернуться на вершину холма власти. Вот несколько фрагментов записей из истории болезни В.И. Ленина с 3 октября 1922 года (времени относительного выздоровления) до второго удара в декабре того же года. Дата записи, хотя и помечена конкретным числом, иногда охватывает несколько дней.

10 октября. Кожевников и Крамер беседовали с Лениным после вечернего заседания в Совнаркоме. «Зуб почти прошел, но благодаря бывшей болезни нервы несколько разошлись и временами появляется желание плакать, слезы готовы брызнуть из глаз, но Владимиру Ильичу все же удается это подавить; не плакал ни разу».

31 октября. В 12 часов Владимир Ильич выступил с речью во ВЦИКе (первое публичное выступление после майского удара. – Д.В.). «Говорил сильно, громким голосом, был спокоен, ни разу не сбился… Дома слушал музыку, рояль его не расстроил, скрипку же слушать не мог, так как она слишком сильно на него действовала.

Накануне, в воскресенье, 29‐го врачи были у Каменева, где были еще Сталин и Зиновьев. Каменев сообщил, что на последнем заседании СНК Владимир Ильич критиковал один из пунктов законопроекта, затем не заметил, что перевернулась страница, и вторично стал читать, но уже другой пункт, снова стал его критиковать, не заметив, что содержание этого пункта было совершенно иное».

13 ноября. «Владимир Ильич выступал на пленуме Конгресса Коминтерна и произнес на немецком языке часовую речь. Говорил свободно, без запинок, не сбивался… После речи Владимир Ильич сказал доктору Кожевникову, что в одном месте забыл, что он уже говорил, что ему еще нужно сказать…» Сообщил, что накануне «был очень коротенький паралич в правой ноге».

Сделаю отступление по поводу речи 13 ноября на IV Конгрессе Коминтерна: «Пять лет российской революции и перспективы Мировой революции». По сути, она была посвящена нэпу и чистосердечному признанию: «Мы сделали и еще сделаем огромное количество глупостей. Никто не может судить об этом лучше и видеть это нагляднее, чем я». Но Ленин после серии международных поражений явно охладел к мировой революции. Вождь назвал перспективы ее «благоприятными», но был в их конкретном рассмотрении очень краток. В конце речи Ленин довольно осторожно, но в то же время определенно высказался об итальянском фашизме, который может оказать «большие услуги» в разъяснении недостаточной просвещенности людей и в показе того, что «их страна еще не гарантирована от черной сотни»[26].

Действительно, речь была довольно обычной для Ленина; в ней трудно усмотреть умственную болезнь человека. Однако она стоила ему огромного, запредельного напряжения – окончив ее, оратор был весь мокрый. Врачи продолжают лечение и наблюдение за Председателем Совнаркома.

25 ноября. Ленин шел по коридору, и у него начались судороги ноги. Он упал. С трудом поднялся. Решили, после совета с врачами, не участвовать в очередных заседаниях и отдыхать целую неделю.

12 декабря 1922 года Ленин работал у себя в кремлевском кабинете, принимал А.И. Рыкова, Л.Б. Каменева, А.Д. Цюрупу, Ф.Э. Дзержинского, Б.С. Стомонякова. По телефону дал согласие об очередной высылке антисоветских элементов за границу. Словом, это был обычный день Ленина.

Но никто еще не знает, что это был последний рабочий день Ленина в его служебном кабинете.

13 декабря. «Доктор Кожевников и профессор Крамер были у Владимира Ильича… параличи бывают ежедневно. Сегодня утром в кровати был небольшой паралич, а в сидячей ванне был другой… Владимир Ильич расстроен, озабочен ухудшениями состояния».

16 декабря. «Состояние ухудшилось». Ленин с трудом может писать, но текст неразборчив, буквы лезут одна на другую. В течение 35 минут ни рука, ни нога (правые) не могли произвести ни одного движения. Попадание кончиком пальца на кончик носа не удается[27].

Почти каждый день врачи записывают: «к вечеру стал нервничать», «настроение стало хуже», «к вечеру Владимир Ильич стал нервничать», «настроение плохое».

Ленин мучительно переживает свою вынужденную отстраненность от политической жизни. Писать он, как раньше, уже не может. Документы ему почти не докладывают, бумаги на подпись почти не несут. Хотя вождь еще несколько раз косвенным образом (заочное голосование, телефонные разговоры, записки) участвует в работе Совнаркома и Политбюро. Но забота соратников и врачей, как вата, изолирует лидера большевиков от коллизий российской жизни.

Еще раньше, на заседании Политбюро 20 июля 1922 года, решили: «Свидания с т. Лениным должны допускаться лишь с разрешения Политбюро,