Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен

источников имеются в сводных текстах дешевых книжек для народа, издававшихся в 1890-е — 1900-е годы и встречавшихся собирателям в районах с былинной традицией (например: Русские народные былины. Составлено В. и Л. Р-н. Изд. И. Д. Сытина; Илья Муромец, набольший богатырь киевский, Иван Ивин. Изд. Т. А. Губанова). Однако точного следования этим текстам в варианте Кузьмина не находим. Очевидно, здесь — собственная редакция.

78. Илья и нахвальщик. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 10.

Былина восходит к книжному источнику — к текстам №№ 7 и 8 первого выпуска книги «Русские былины и сказания», изданной А. Каспари в 1894 г. как бесплатная премия журнала «Родина». Оба указанных текста («Застава богатырская» и «Илья Муромец и нахвальщик») являются переложением известной шенкурской былины о богатырях на заставе из сборника Киреевского (I, стр. 46) четырехстопным хореем с дактилическим окончанием — размер, который в XVIII — начале XIX вв. употреблялся в русской литературе для стилизаций под русский эпос (см. об этом в работе: А. М. Астахова. Из истории и ритмики хорея. Сб. «Поэтика», «Academia», Л., 1926). При этом и композиция в целом, и построение отдельных эпизодов, и фразеология шенкурского варианта в издании А. Каспари сохранены. Сопоставление былины Т. С. Кузьмина с текстом издания Каспари показало, что более половины ее стихов в точности или с незначительными изменениями повторяют этот текст, остальные близко следуют ему. Сохранено и самое название, данное Каспари основной части былины.

Книгу Каспари собиратели былин встречали в северных районах эпической традиции (Григ., I, стр. 139—140). Известно ли было это издание самому Т. С. Кузьмину, или он усвоил былину в таком уже виде от своих учителей, мы не знаем, но вероятнее всего первое, имея в виду его собственные признания в том, что он читал былины в книгах. Интересно в данном случае то, что текст, явно восходящий к книжному источнику и имеющий необычный для местной традиции ритмический строй, исполнитель пел на характерный былинный напев. Это приводило к некоторой перебивке в ритме стиха.

79. Святогор. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 71.

Текст представляет объединение двух разных былин о Святогоре («Святогор и сумочка переметная», «Смерть Святогора в гробу»). Это второй лишь случай такого объединения (первый — Пар.-Сойм., 4), при котором первый сюжет не заканчивается, как это часто бывает в самостоятельной былине, гибелью богатыря (ср.: Рыбн., I, 86; Гильф., III, 270).

Сюжет о Святогоре и сумочке на Печоре записан не был. Здесь он дан в версии, по которой сумку с тягой земной сбрасывают с себя неизвестный старик или два старика (Григ., III, 114; Гильф., II, 119), иногда это Микула Селянинович (Рыбн., I, стр. 321, примечание; Сок.-Чич., 159).

Гибель Святогора в гробу изображена традиционно, но эпизод передачи Илье силы через дыхание или смертную пену отсутствует. Наказ умирающего Святогора Илье перекликается с соответствующим местом записи 1938 г. (Леонт., 5).

Нотное приложение XXII. Расчлененный бесцезурный напев песенно-речитативного склада с полукадансом на доминантовом звуке лада. Временами при исполнении певец делал цезуру после слога «да», заканчивающего иногда полустрофу.

На магнитофон записана вся былина (59 строф).

80. Про Сухмана. Записей сюжета в прежние годы на Печоре не было. По сравнению с другими известными нам вариантами из разных северных районов передает все содержание более кратко, но в хорошем эпическом стиле. Выключаются эпизоды разыскивания Сухманом лебедей и проверки Добрыней сообщения Сухмана о битве его с татарами. Общий идейный смысл конфликта богатыря с князем и облик самого героя сохранены.

81, 81а. Как Добрыня женился. Оба текста, один более пространный, другой короче, — единственные записи данного сюжета на Печоре (краткое упоминание о встрече Добрыни с поляницей есть лишь в тексте № 75 настоящего издания); близки к заонежским вариантам (Рыбн., I, 25; Гильф, I, 5, II, 148, 157), в которых сюжет контаминирован с былиной «Добрыня и Змей», и к пудожскому (Пар.-Сойм., 56), где сюжет выделен в самостоятельную былину. Все указанные варианты представляют единую редакцию и чрезвычайно близки друг к другу, порой дословно повторяя одни и те же места.

Публикуемые тексты, представляющие, как и пудожский, отдельную былину, не только почти в точности воспроизводят композицию прионежских, но и совпадают с ними в формулировках (ср., например, слова Добрыни о своей силе и смелости и др.), а также в некоторых характерных деталях (Добрыня расшибает дуб на «ластинья», Настасья кладет Добрыню в «кожаный мешок» и т. п.). Такого рода близость, а также отсутствие сюжета в ранних печорских записях вызывает вопрос, не пришла ли прионежская редакция на Печору в каком-либо печатном издании.

Новое, что привносят варианты, это необычное в эпической традиции имя матери Добрыни (Анна Александровна) и упоминание в тексте № 81 Ильи Муромца на свадьбе Добрыни.

Сопоставление обоих текстов, записанных один за другим, показывает склонность Т. С. Кузьмина к творческим вариациям.

82. Добрыня на чудь поехал. Печорские варианты см. в комментарии к тексту № 2.

Текст ничего общего не имеет с тем единственным вариантом этой былины, который был записан на Печоре в начале века (Онч., 95). Заглавие, данное самим исполнителем, характер возложенного на Добрыню поручения приводят к тексту сборника Кирши Данилова, 21. Ср.: заглавие — «Добрыня чудь покорил»; формулировка поручения — «Кто бы... Вырубил чудь белоглазую, Прекратил сорочину долгополую». Есть еще совпадение в обоих текстах наказа жены. Ср:

Данный текст

Ты за князя выходи или за боярина,

Не ходи за моего брата названого,

За Алешу ты да за Поповича.

(Стихи 32—34).

Текст Кирши Данилова

Хоть за князя поди, хоть за боярина,

Не ходи только за брата названова,

За молода Алешу Поповича.

(Стихи 84—86).

Впрочем, этот наказ — общее место, и совпадение могло случиться без прямого влияния текста Кирши Данилова. Но приведенная выше перекличка настолько характерна, что вызывает определенное предположение о воздействии в какой-либо форме текста XVIII в. Во всем остальном публикуемый текст совершенно с ним расходится. По общему построению и разработке отдельных эпизодов он близок к прионежским вариантам и из них примыкает к тем, в которых о несчастии в семье предупреждает Добрыню его конь. В тексте есть слова и выражения, никогда в устной эпической традиции не встречающиеся: «епанча» (стих 148), «супруг» (стихи 214—215), «Прослезил он меня, грешную» (стих 135). Все эти факты в совокупности наводят на мысль о возможном воздействии на данный текст книжных источников, в каком виде — установить пока не удалось.

Имеются в тексте отдельные необычные детали: вопрос Добрыни к жене, будет ли она ему верна в течение трех