Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

от кашля… Или яд был уже раньше приготовлен? А может быть, его передал Сталин? Это загадка истории.

Не менее важно и другое обстоятельство: Сталин каждый раз соглашается дать яд «без колебаний». Более того, он считает эту «миссию гуманной и необходимой». В этом факте рельефно прослеживаются не только нравственные параметры личности Сталина, но и трудно скрываемое желание ускорить развязку. Пока с превратившимся в несмышленого ребенка Лениным возятся врачи, правда, без особых надежд, в Политбюро разгорается борьба за наследие. На Ленина не жалеют денег и сил, но, похоже, уже больше для того, чтобы продемонстрировать свою правоверность ленинизму, идее, делу вождя. Кто больше… Бюллетени для народа ежедневно публикуются такого содержания, что почти невозможно понять истинное состояние больного. Политический контроль уже в действии.

«Бюллетень № 3

О состоянии здоровья Владимира Ильича.

Затруднение речи, слабость правой руки и правой ноги в том же положении. Общее состояние здоровья лучше, температура 37,0, пульс 90 в минуту, ровный и хорошего наполнения.

14 марта, 2 часа дня 1923 г. Проф. Минковски, проф. Ферстер, проф. Крамер, прив. доцент Кожевников, наркомздрав Семашко».

«Бюллетень № 6

Вместе с продолжающимся улучшением со стороны речи и движений правой руки наступило заметное улучшение и в движениях правой ноги. Общее состояние здоровья продолжает быть хорошим. 17 марта, 1 час дня 1923 года»[58].

Трудно было судить по этим сообщениям об истинном состоянии парализованного вождя. Многие считали, что это очередное «недомогание». В Кремль шли телеграммы из партийных организаций: как реально себя чувствует Ленин? Орджоникидзе из Тифлиса запрашивал Сталина: «Сообщи действительное положение здоровья Ильича»[59]. Но ЦК партии уже научился манипулировать информацией. Сообщалось то, что считалось необходимым для политического спокойствия.

Троцкий, выступая 5 апреля 1923 года на VII Всеукраинской партийной конференции, заявил: «Когда мы обсуждали первый бюллетень о здоровье Ленина в марте, мы думали не только о его здоровье, но мы думали также о том, какое впечатление число ударов его сердца произведет на политический пульс рабочего класса и нашей партии». Троцкий задает тон в оценке роли Ленина: «Нет и не было в историческом прошлом влияния одного лица на судьбы человечества, не было такого масштаба, не создан он, чтобы позволил нам измерить историческое значение Ленина…»[60]

Каждый старался продемонстрировать свою особую приверженность вождю, его идеям и устремлениям. Хотя в действительности ни для кого не было особых сомнений в окончательном отходе их лидера от активной политической деятельности. Все понимали, что эта длинная политическая агония – фактически переход в неизвестность. После удара 10 марта 1923 года в «Дневнике дежурного врача» появляются записи, которые дают весьма полную картину состояния больного.

11 марта. «…Доктор Кожевников зашел к Владимиру Ильичу в 11 с четвертью часов. Цвет лица бледный, землистый, выражение лица и глаз грустное… Все время делает попытки что‐то сказать, но раздаются негромкие, нечленораздельные звуки… Сегодня Владимир Ильич, в особенности к вечеру, стал хуже понимать то, что ему говорят, иногда он отвечает «нет», когда, по всем данным, ответ должен быть положительным».

12 марта. «Сегодня приехали проф. Минковски и Ферстер. С вокзала доктор Кожевников с ними поехал на заседание Политбюро, а оттуда к Владимиру Ильичу… Со стороны нервной системы сознание ясное (по‐видимому!), почти полная моторная афазия, сегодня Владимир Ильич ничего не может сказать… Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать. Ему были поднесены ручка, очки и резательный нож. По предложению дать очки Владимир Ильич их дал, по просьбе дать ручку Владимир Ильич снова дал очки (они ближе всего лежали к нему)… После посещения Владимира Ильича все врачи снова были в Политбюро…»[61]

Сделаю небольшое отступление. Никто еще не знает, что Политбюро, беря на себя функции организатора и контролера лечения вождя, закладывало новую партийную традицию.

…Когда после удара в марте 1953 года Сталин пролежал без медицинской помощи более десяти часов (никто не имел права к нему вызвать врачей без разрешения Берии, а того долго не могли найти), почти каждое решение консилиума перепуганных медицинских светил требовало утверждения Президиума ЦК КПСС (как тогда называлось Политбюро). Начальник Лечебно‐санитарного управления Кремля И.И. Куперин докладывал всемогущей коллегии свои выводы и предложения для утверждения. Вот, например, что решил Президиум, заседавший 2 марта 1953 года в 12 часов дня в комнате по соседству с умиравшим «вождем всех народов».

«1. Одобрить меры по лечению товарища Сталина, принятые и намеченные к проведению врачебным консилиумом в составе начальника Лечсануправ Кремля т. Куперина И.И., проф. Лукомского П.Е., проф. Глазунова, проф. Ткачева Р.А. и доцента Иванова‐Незнамова В.И.

2. Установить постоянное дежурство у товарища Сталина членов бюро Президиума ЦК.

3. Назначить следующее заседание бюро Президиума сегодня в 8 часов вечера, на котором заслушать сообщение врачебного консилиума».

Приняли, как тогда уже стало железным правилом, «единогласно». И так – до самой кончины диктатора, с небольшими нюансами: привлекали все новые медицинские силы, хорошо зная, что надежд на выздоровление Сталина не существовало. И это было не просто заботой или осторожностью, а формой демонстрации своей верности «делу вождя».

Почти так было и при болезни Ленина. Правда, Политбюро не заседало у постели больного, пока он находился в Москве и в Горках, и не организовывало дежурства своих членов. Однако врачи неоднократно докладывали на Политбюро о ходе лечения и «видах» на выздоровление.

Приведем еще несколько выдержек из «Дневника дежурных врачей», чтобы полнее почувствовать трагичность положения, в котором оказался лидер большевиков.

17 марта. «После врачебного визита Владимир Ильич хорошо пообедал. Через некоторое время он хотел высказать какую‐то мысль или какое‐то желание, но ни сестра, ни Мария Ильинична, ни Надежда Константиновна совершенно не могли понять Владимира Ильича, он начал страшно волноваться, ему дали брома, Мария Ильинична позвонила доктору Кожевникову, он приехал…»

21 марта. «Было снова совещание, в котором… принял участие приехавший сегодня Геншен. После этого все поехали в Кремль. Затем приехали к Ленину Штрюмпель, Геншен, Бумке и Нонне. Владимир Ильич с ними со всеми поздоровался, но, видимо, был недоволен этим нашествием. Исследовал Штрюмпель, остальные только присутствовали. Когда Нонне подошел ближе к Владимиру Ильичу, то он сделал жест рукой и как бы просил отойти подальше…»[62]

Больной уже мало верил врачам. Ленин понимал трагизм и безысходность своего положения: физическая беспомощность плюс заточение мысли в немоте.

Однако в мае состояние здоровья неожиданно начинает медленно улучшаться. Его выносят на веранду квартиры в Кремле, а 15 мая со всеми предосторожностями в сопровождении группы врачей перевозят в Горки.

Кожевников пишет, что Ленин «окреп физически, стал