Весь Дэвид Болдаччи в одном томе - Дэвид Балдаччи

осаждая ум подобно стаям несущихся птиц или выпущенных пуль. Заставить их остановиться было невозможно. Сердце неистово стучало, сотрясая нутро.

На лбу проступил пот, липкой сделалась кожа, от едкого запаха подмышек запершило в ноздрях.

Сердце разогналось так, что невольно подумалось: сейчас хватит инфаркт. Но постепенно, очень медленно, когда руки вцепились в руль, словно это могло хоть как-то контролировать происходящее, гонка слегка поуспокоилась. Декер откинулся на спинку сиденья, совершенно изнеможенный, не в силах двинуться. Кое-как просунул в окошко голову и втянул свежий ночной воздух, чувствуя, как влага испаряется с кожи.

«Все это старо. Как я».

Он мотнул головой, схаркнул в окно сгусток желчи и продолжил глубоко дышать. Вспомнилось, как он вышел из комы в больнице, когда его в день открытия подмяли на футбольном поле. Над ним склонилась кучка незнакомых людей, бомбардируя вопросами. По телу ветвились провода от капельниц и мониторов. Он чувствовал себя Гулливером, только что проснувшимся в плену у лилипутов.

Оказывается, на поле у него дважды отказывало сердце, но каждый раз его к жизни возвращал командный тренер. Удар был такой силы, что шлем слетел и лежал в отдалении. Толпа скандировала слепому боковому удару, пока не поняла, что игрок не встает. Когда тренер начал делать искусственное дыхание, стадион утих. Трансляция спешно переключилась на другой матч. Имиджу НФЛ вредила картинка с мертвым футболистом, распластанным на стадионной траве.

Ему сказали, что у него черепно-мозговая травма. Позже обнаружилось, что его мозг вокруг поврежденных участков перестроился, открыв доступ к областям, которые раньше никогда не задействовались. С той поры эти два состояния жили в нем неразлучно — гипертимезия и синестезия.

Но прошло время, прежде чем он обнаружил их в себе. Рентген такое вряд ли покажет. В первый раз, когда в голове вспыхнул сполох цвета, связанный с чем-то столь же несообразным, как число, Декер всерьез подумал, что сходит с ума.

Затем, с открытием в нем способности вспоминать то, что раньше было за чертой, его когнитивные способности взялись проверять врачи. Просматривая листы с цифрами и словами, он затем свободно перечислял их все, потому что видел их перед собой так, словно они представали на странице. Тогда его направили в специальный когнитивный институт в Чикаго, который занимался исключительно такими, как он.

Непонятно даже, что было более удивительным — его вновь обретенные способности или осознание того, что он отнюдь не единственный, кто ими обладает.

Сейчас он бросил еще один взгляд на свой старый дом, на мгновение представив, что нет прошедших пяти лет, а Молли и Кэсси по-прежнему живы и ждут, когда он вернется домой со своей службы. Ну а он поднимет на руки Молли, поцелует Кэсси, и… они снова будут семьей.

За этот образ он держался еще несколько секунд, а затем отпустил — фантом, улетающий в эфир, где он просто исчезнет, потому что перестанет быть реальным.

«Ты можешь жить в прошлом или в настоящем, но жить и там, и здесь попросту нельзя».

Декер завел мотор, поднял стекло и тронул свой автомобиль с места.

Он был одиночкой; был им всегда после своей смерти на стадионном поле. Кэсси, однако, следила, чтобы он не скукоживался, не уходил в свой кокон, держа людей на дистанции. А после того как умерла она, делать это стало некому.

Впрочем, нет. Затем в его жизни появилась Алекс Джеймисон, которая в каком-то смысле заняла ее место.

Не совсем понятно, откуда в нем бралась эта жажда справедливости, торжества правды над неправдой. Чувствовалось, что они были в нем еще задолго до потери семьи.

«Может, оно потому, что тот удар на поле выкрал меня у себя самого. И все эти годы я ищу, чем бы заполнить ту брешь. А поимка убийц — оно как будто единственное, что ее заполняет. Потому что они похищают самое ценное — чью-то жизнь».

Совершенно непонятно, вся ли это история или нет. Просто сейчас это все, за что получается держаться.

Ведя машину, он сосредоточенно размышлял над текущим. Вот бы узнать — если Кац с Ричардсом договорились встретиться, а телефонный разговор был только между ними, то как убийцы пронюхали, что они встретятся именно тем вечером?

Невозможно поверить, чтобы к этому была причастна Сьюзан Ричардс, — в таком случае ей пришлось бы пожертвовать своими детьми. Декер видел эту женщину той ночью. Ланкастер сказала верно: Сьюзан билась в истерике, совершенно обезумев от неверия и ярости. Она была насквозь потрясена тем, что отлучилась куда-то, а вернувшись вечером, обнаружила, что семьи у нее больше нет.

Декер замедлил ход машины, обдумывая все эти моменты.

Взять, скажем, телефонный разговор между Кацем и Ричардсом.

На самом деле невозможно установить, что Ричардсу звонил именно Кац. Это был всего лишь телефон Каца. А звонок мог сделать кто угодно. То же самое — никакой гарантии, что ответил именно Ричардс, по этой же причине.

Вывод напрашивался следующий: никакой запланированной встречи между ними быть не могло. Скорее всего, убийца выставил все так, будто у них была встреча или же Кац просто зашел на пивко. При таком сценарии все могло обстоять именно так, что убийца или убийцы притащили туда бесчувственного Дэвида Каца. Они могли войти, взять Ричардсов в заложники, привести Каца, методично всех поубивать, а затем подбросить улики на Мерила Хокинса, выйти из дома через черный ход, а через час вызвать полицию.

Теперь вопрос состоял в том, кого же именно собирались убить. Ричардса или Каца? Банкира или заемщика?

И за что?

И почему убийцы выбрали для своего злодеяния именно эту ночь?

Понятно, что ответ на любой или на все три эти вопроса мог выдать ту мразь с головой.

Но ответа пока нет. И неизвестно, предвидится ли он вообще.

Путь пролегал мимо очень даже знакомого места: Берлингтонская средняя школа, где чуть больше двух лет назад состоялась ужасная, ошеломившая весь город стрельба со множеством жертв.

Декер припарковал машину и направился к полуразрушенной футбольной площадке. Футбольную команду Берлингтон больше не выставлял — не было достаточно ребят, которые бы этим интересовались. Декер поднялся на места для болельщиков, когда начал накрапывать дождик.

Здесь он сел и оглядел поле, на котором много лет назад блистал сам. Единственный ученик в истории Берлингтонской школы, выросший до игры в НФЛ, пусть даже в одном-единственном матче. Он поднял воротник пальто и хмуро уставился перед собой.

Когда взгляд Декера сместился вправо, он вздрогнул, увидев, что к нему кто-то приближается. Оказалось, Мэри Ланкастер.

Она медленно поднялась по