Никто не заплачет - Полина Дашкова

На Сокольнической ветке случилась поломка в системеэнергоснабжения. Бригада ремонтников, в которой работал Володя, была направленатуда по разнарядке. Во время перерыва Володя поднялся из метро на улицу,побежал к ларьку купить горячих бутербродов и буквально налетел на толстячка.

Забыв про бутерброды, Володя проследил, как долгожданная«ниточка» скрылась в проходной макаронной фабрики.

Взяв на работе неделю отгулов, которая накопилась у него загод, Володя с раннего утра дежурил у проходной. Он понял, что господин на этойфабрике работает. Оставалось узнать, где он живет. Володя выяснил и это. Теперьследить стало проще. Он понимал, что, скорее всего, пожилой господин имееткосвенное отношение к банде. Настоящие грабители молоды и выглядят совсеминаче.

В один прекрасный день удалось засечь встречу толстячка смолодым плечистым парней в дорогой лайковой куртке и широких приспущенныхштанах. Именно так, по Володиным представлениям, и должен выглядеть настоящийбандит.

С толстячка он переключился на молодого-плечистого. Пареньездил на новенькой синей «шестерке», встречался со стандартными длинноногимидевицами (Володя насчитал их три штуки), шлялся по барам и казино, сшивался наоптовых рынках.

Прошло почти два года после той кошмарной майской ночи.Володя почувствовал, что вот наконец удалось ему выйти на живой след. Нослучилось непредвиденное: владелец синей «шестерки» был арестован. Этопроизошло у Володи на глазах, просто и буднично, совсем не так, как показываютв кино…

След опять оборвался. Молодой-плечистый исчез за глухимистенами Бутырки. Толстячок мирно ездил каждый день на свою макаронную фабрику,оттуда домой и ни с кем не встречался. Володя пытался выдумать предлог, чтобыпозвонить следователю. Но так и не выдумал. И только через три месяца емупришла повестка в суд. Его вызывали в качестве свидетеля. Оказалось, что за этовремя успели взять еще двоих членов банды. Взяли совсем по другим делам, нотот, первый, вдруг стал «колоться», рассказывать об ограблениях.

Судебные заседания тянулись бесконечно долго. Приговоры,вынесенные троим убийцам, показались Володе невероятно мягкими. Он нечувствовал удовлетворения. Зло все еще не было наказано. Из показанийобвиняемых он понял, что главное зло сосредоточено в одном человеке, которогоникогда не поймают. Даже члены банды не знали, как зовут их главаря. Во всякомслучае, никто ни разу не назвал фамилии этого человека.

В показаниях бандитов, в судебных разбирательствах онфигурировал под кличкой Сквозняк.

Свое первое слово Коля Козлов произнес в четыре года. Этослово было не «мама», не «папа». Звучало оно длинно, красиво и грозно:«олигофрения».

Никто из питомцев Дома малютки не начинал говорить раньшечетырех лет. Одна нянька приходилась на двадцать малышей, ей едва хватало силмыть двадцать обкаканных задниц, запихивать двадцать резиновых сосок в орущиеслюнявые рты. От многолетней усталости, от смехотворной зарплаты, которуюплатили за каторжный труд, нянька совсем озверела. Возможно, где-то на самом донышкедуши и осталась простая человеческая жалость к вечно грязным, диатезным,опрелым, никому на свете не нужным детенышам. Но в повседневной работе этажалость никак не проявлялась. Не было на нее ни сил, ни времени. Свою работунянька делала молча, строго по расписанию. Детский крик стал для нее настолькопривычным, что часто она вообще переставала его слышать, а воспринимала какнекий обязательный неприятный фон.

Все без исключения дети в Доме малютки отставали в развитии.Даже те, которые рождались нормальными, здоровыми, без родовых травм инаследственных недугов.

С младенцем надо разговаривать, петь ему песенки, брать наруки, гладить по головке, нашептывать всякую ласковую ерунду. Но этоневозможно, когда всего одна нянька на двадцать малышей.

К году здоровых детей уже трудно было отличить от больных.Врачи легко, без зазрения совести, штамповали здоровым детям стандартныйдиагноз: «олигофрения в стадии дебильности». Нет, никакого злого умысла в этомне было. Просто в специнтернатах для умственно отсталых детей педагоги получаютсолидную надбавку за вредность. Следовательно, в такие интернаты идут работатьохотней, и самих интернатов больше, чем тех, которые предназначены для здоровыхсирот. Меньше проблем с устройством ребенка после Дома малютки. И меньшепроблем с воспитанием. Раз есть диагноз. Значит, надо лечить. А лечитьполагается сильнодействующими психотропными препаратами: аминазином,галоперидолом и прочей гадостью. Если умственно отсталый ребенок становитсяагрессивным и неуправляемым, его всегда можно отправить в психбольницу, где емуназначат инъекции.

У непослушного звереныша от укола сводит все тело, емуплохо, ему страшно. На какое-то время он становится шелковым, тихим, как ангел.

У милой пожилой женщины, детского психиатра, не сразуподнялась рука поставить стандартный диагноз в личном деле четырехлетнего КолиКозлова. Ребенок был такой хорошенький, с круглым правильным личиком, с живымиумными глазками. В отличие от большинства своих сверстников-детдомовцев,питомцев Дома малютки, он с двух лет начал самостоятельно пользоваться горшком,был опрятен в еде и, в общем, совершенно никаких признаков умственнойотсталости не проявлял.

– Как тебя зовут, мальчик? – ласково спросила врач.

Он смотрел на нее исподлобья и улыбался.

– Как тебя зовут? Ну? Скажи: Ко-ля. Повтори за мной: Ко-ля.

Он молчал и улыбался.

– Хорошо, – вздохнула доктор, – давай поиграем в кубики.Этот кубик у нас какого цвета? Красный?

Мальчик молча взял зеленый пластиковый кубик у нее из рук,легко размахнулся и ударил углом по дорогим очкам доктора.

От неожиданности женщина дернула головой, очки слетели напол, но не разбились. Ребенок молнией спрыгнул со стула и аккуратно, жесткойподошвой казенного сандалика раздавил стекла очков, растер по полу, словно этобыло какое-то мерзкое насекомое. При этом с лица его не сходила вполнеосмысленная, спокойная улыбка. Он смотрел в глаза докторше. Казалось, он слюбопытством и с удовольствием наблюдает за ее реакцией.

– Так, ну здесь все понятно, – сказала врач, поднимая с полато, что минуту назад было очками, осматривая итальянскую тонкую оправу иприкидывая, можно ли будет ее починить, вставить новые стекла. – Типичноолигофреническая агрессия.

Она бережно завернула оправу в чистый носовой платок,спрятала в карман белоснежного халата и уже уверенной, не дрогнувшей рукойнаписала в личном деле Коли Козлова: «Диагноз: олигофрения в стадиидебильности». У нее была привычка произносить вслух то, что она пишет.