Перемена климата - Хилари Мантел

Прелат прошелся по кабинету, приволакивая ногу; пол слегка дрогнул, мебель затряслась, задребезжали чайные чашки. Тучный и коренастый, лет семидесяти, если не больше, он уселся на кушетку; фыркнул, недовольный тем, что вынужден демонстрировать собственную немощь, скривился от боли и положил увечную ногу на подушки с таким видом, словно это была пристяжная нога, принадлежавшая не ему, а кому-то другому.

Помолчав, он сказал:

— Мы грезили идеалами. Но того, что нам хотелось, не случилось. Никто, впрочем, не обещал, что наши мечты сбудутся.

Почему-то казалось, что архиепископ робеет. Разве такое может быть? Говорил он короткими, рваными фразами, но создавалось четкое впечатление, что все эти фразы хорошо продуманы.

— За год до моего назначения народ прогнал Смэтса и поддержал националистов[14]. Приняли новые законы. Думаю, вы знаете, о чем речь. А если нет, скоро все узнаете. Освоите теорию, так сказать, и понаблюдаете практику. Убедитесь, что в результате мы стали полицейским государством. — Прелат посмотрел на Ральфа, ожидая какой-либо реакции. — Смею заверить, я редко рассуждаю столь свободно. Законно избранное правительство получает от меня положенные почести. Хочешь жить, умей вертеться, верно? Я понимаю механику их законов, но понятия не имею о том, как они намерены эти законы применять.

— В апартеид сложно поверить, — сказал Ральф. — Ну, надо увидеть его своими глазами, чтобы поверить.

Архиепископ поморщился.

— У нас тут принято рассуждать о разделении. Политический язык меняется, и дело не просто в том, что термин приобрел новое содержание. Когда появился Даниель Малан, я сразу понял, что это — опасный враг. Образованный человек, доктор. — Прелат усмехнулся. — Степень получил в Утрехтском университете, писал диссертацию по взглядам епископа Беркли. Я говорил себе, что Малан уважает общественное мнение. А потом Малан ушел и явился Стрейдом. Раньше он разводил страусов, не знали? Учился в Стелленбосе и в Претории. Выходец из Трансвааля[15]. Поживете здесь, сами поймете, что это значит. Словом, когда избрали Стрейдома, я впал в уныние. Это было три года назад.

Анна осторожно протянула руку в направлении подноса с чайными чашками. Архиепископ одобрительно кивнул, а затем снова повернулся к Ральфу:

— Думаю, вы слышали об образовательном законе для банту. В Лондоне должны были хоть немного вас просветить, верно? Здесь церковь занималась всем, а правительство не делало ничего. Именно церковь обучала африканцев. Мы и не подозревали, что тем самым, оказывается, чиним помехи правительству. В их глазах мы занимались тем, что создавали угрозу для них. И упомянутым законом они собирались устранить эту угрозу.

— Честно говоря, я слегка запутался, — ответил Ральф. — Ведь всем известно, что образование — это прогресс, это дорога к цивилизованности. Не могу себе даже представить правительство, которое думает иначе и желает повернуть время вспять.

— Наверняка такие были, голубчик, — отмахнулся архиепископ. — И еще будут. Обобщать не нужно, разумеется, но, полагаю, вы догадались, зачем это было сделано. Образование для всех, кто не является европейцем, нынче доверили доктору Фервурду из министерства по делам национальностей. Доктор Фервурд считает, что учить африканских детей математике бессмысленно. Сельским батракам математика ни к чему. Если их обучать, им может взбрести на ум, что они способны быть не только батраками. Подобных ошибок доктор Фервурд допускать не намерен.

Анна разлила чай. Архиепископ поднес чашку к губам.

— Очень вкусно, дорогая, — похвалил он. — Чай — такое удовольствие, верно?

Анне подумалось, что избытком удовольствий этот мужчина, похоже, обделен. Она скользнула обратно, уселась на обтянутый материей стул.

— Публично объявили, что цель закона — внедрение новой системы образования. — Архиепископ упорно смотрел в чашку. — Эта система должна готовить грузчиков, прислугу и шахтеров. Два с половиной часа в день, а преподавательницы — молоденькие девчушки, едва закончившие шестой класс. Причем новые правила затронули не только детей неграмотных родителей. Нет, они для всех. Для детей самых умных наших мужчин и женщин, живущих при миссиях, и для детей выпускников Форт-Хейра[16]. Родителям пришлось смириться с тем, что их детей сознательно оглупляют.

— Но это же лишает всяких надежд на лучшее будущее! — удивился Ральф. — Другие законы можно отменить, но как справиться с последствиями такого вот оглупления?

— О том и речь. — Архиепископ вздохнул. — Через двадцать лет или через сорок, словом, когда об этой глупости позабудут, как прикажете вкладывать мудрость в головы, отвыкшие ее усваивать?

Рука архиепископа мелко дрожала. Чашка в его пальцах казалась совсем крохотной, словно этот изящный фарфоровый сосуд вдруг очутился в медвежьей лапе. Анна подалась вперед, быстрым движением взяла чашку и поставила ту на поднос. Старик-церковник будто не заметил.

— Спросите, а что же церковь? — Архиепископ вновь повернулся к Ральфу. — Мы глядим на правительство, как кролик на кобру, если вспомнить меткое выражение отца Хаддлстоуна. — Он криво усмехнулся. — Отец Хаддлстоун умел обращаться со словами, не находите? Кое-кто утверждает, что мы должны позакрывать все наши школы и наотрез отказаться от участия в этой постыдной затее. Другие считают, что лучше уж начатки образования, чем полное невежество. Отец Хаддлстоун, прошу прощения, что опять его вспоминаю, называл подобные взгляды «голосом Виши». Миссис Элдред, — старик с усилием повернул голову, и на мгновение его лицо исказила гримаса боли. — Вы дипломированный учитель, но вам придется развлекать детишек, а не учить их. Нужно увести их с улиц, где иначе они неминуемо попадут в неприятности. Это местечко, куда вы направляетесь, Элим… Оно не в моем приходе, но я кое-что знаю и хочу вас предупредить. Элим — как у нас говорят, свободный тауншип. Африканцы селились в нем с начала столетия. Они строили дома и владеют этими домами уже несколько поколений. Сдается мне, в Элиме сейчас живет где-то тысяч пятьдесят.

— Нам так и рассказывали, — вставил Ральф.

— Но теперь нет никакой безопасности, никакой уверенности в будущем. Софиятаун[17] уже снесли, Элим вполне может оказаться следующим.