Языковая структура - Алексей Федорович Лосев

чрезвычайно большим напором в разыскании и статистике языковых общностей, когда в горизонт исследователей попадают целые десятки, если не сотни разных языков. Рисуется захватывающая дух перспектива найти такие универсалии, которые охватывали бы собою все языки мира и которые путем рационально проводимых трансформаций давали бы собою точные формулы для каждого конкретного языка. Если принять во внимание, что таких языковых семейств, как индоевропейское, имеется на земном шаре больше 100, а языков, на которых говорит человечество, несколько тысяч, то отсюда становятся ясными те безумные претензии, которые сейчас выставляет структуральная типология. Доклады на IV Всесоюзном математическом съезде 1961 г. в Ленинграде[60] показали, что от этого союза математики с лингвистикой гораздо больше выигрывает математика, чем лингвистика, поскольку старая математика базировалась на таких областях, как физическая, т.е. на областях, в которых задачи характеризуются только небольшим количеством «степеней свободы», язык же является такой областью, в которой функционирует множество разных «степеней свободы», требующих для своего математического осознания небывалых раньше научных усилий. Однако и для лингвистики здесь тоже открываются необъятные горизонты, если иметь в виду формализацию и точное выведение структурных типов нескольких тысяч языков из небольшого числа исходных универсалий. Горизонты эти, несомненно, гораздо шире и сложнее, чем, например, охват всех движений небесных светил механикой Ньютона в XVII в.

Структуральная типология – наука очень молодая. И потому ей свойственны все преимущества и все недостатки ранней молодости.

Раздел IV.

О НЕЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ МАТЕМАТИЧЕСКИХ ОБОЗНАЧЕНИЙ В ЛИНГВИСТИКЕ ДЛЯ ЛИНГВИСТОВ

Математика, в которой все находят самую точную науку, является предметом некоторого рода зависти для всех прочих наук. Все прочие науки хотели бы тоже быть такими же точными, какой является математика. Этот путь подражания математике представляется нам ложным и неосуществимым, поскольку точность математики зависит от ее собственного, математического предмета и перестает быть таковой, когда она применяется к нематематическим предметам. Но мы просили бы читателя внимательно отнестись к самой теме, в которой представлены две категории, требующие к себе пристального внимания.

Во-первых, мы говорим о математических обозначениях, но ничего не говорим о самой математике. Математика нужна буквально везде: и во всех науках, и во всех областях вне науки. Нельзя произнести ни одного слова без использования человеческих способностей счета; и нельзя произвести никакого обобщения в науке без подсчета изучаемых явлений и без взаимного сравнения такого рода подсчетов. Научность многих наук только и опирается, например, на статистику. Но и кроме простых подсчетов математика обладает такими конструкциями, которые являются образцом и обобщением таких же конструкций в разных науках. Однако до систематического использования математических обозначений здесь еще весьма далеко.

Во-вторых, мы имеем в виду только лингвистов и отрицаем целесообразность математических обозначении только для лингвистов. Но математическими обозначениями, кроме самих математиков, пользуются также и инженеры, конструкторы, техники, которые должны сами судить о целесообразности и размерах применения математических обозначений в их областях. Это не дело лингвистов, которые только в редчайших случаях могут быть специалистами также и в математике. Обычно лингвисты знакомы только с элементарной математикой, да и ту они очень скоро забывают; а лингвист, изучающий математику для целей своей науки, почти всегда оказывается самоучкой и дилетантом. Поэтому о применимости математических обозначений в технике пусть судят сами техники. Лингвист не знает математики и не обязан ее знать, поскольку он занимается предметом не менее, а, может быть, даже и более сложным, чем сама математика. Правда, когда ему преподносят математические и лингвистические формулы, то он волей-неволей пытается их понять и начинает в них разбираться. Но, поскольку он занимается собственным предметом, то вправе защищаться от тех методов, которые уводят его от лингвистики и заставляют лингвистический предмет понимать как нелингвистический.

Наконец, приступая к анализу применимости математических обозначений в лингвистике для лингвистов, мы должны сделать еще три кратких замечания.

Во-первых, обозначая свои лингвистические достижения математическими знаками, лингвист впадает в абстрактно-объективистскую метафизику, т.к. эти лингвистические обобщения он превращает в абстрактную метафизику идей, которая в лучшем случае для него бесполезна. Что же касается идеологической порочности такого рода обозначительных приемов, то обнаруживать и доказывать ее мы считаем излишним.

Во-вторых, всякое математическое обозначение в лингвистике для лингвистов и всякая операция с ними основаны на логической ошибке petitio principii: сначала делается или используется лингвистический вывод, а потом отбрасывается и как бы забывается и, наконец, тайным путем делается математический вывод, который, якобы, не основан на эмпирическом изучении естественных языков и который впервые только и делает их понятными и научными.

И, в-третьих, математические обозначения, которые в самой математике являются вполне конкретной и реальной картиной математического предмета, в области лингвистики часто оказываются пустой и бессодержательной формой, которая не только лишена содержания, но отсутствием содержания в которой многие математические лингвисты как раз и щеголяют. Однако форма, лишенная содержания, является уже самостоятельным предметом, а не просто формой, которой может являться только при наличии соответствующего содержания, и, кроме того, формой самостоятельной, объективистски-субстанциальной и, значит, требующей для себя собственного обозначения. Нетрудно заметить, что при таком подходе к форме всякое ее обозначение должно требовать все нового и нового обозначения, так что количество таких обозначений должно уйти в дурную бесконечность.

Такого рода оценка математических обозначений в нематематических областях представляется нам очевидной и не требующей доказательств. Однако этим еще не решается вопрос о значении математических обозначений в лингвистике вообще. Здесь высказывается много разных взглядов, то правильных, то неправильных, и большей частью вполне случайных. Поэтому уже давно наступила пора дать себе ясный логический отчет как в сущности лингвистического знака, так и в сущности языкового знака. В данном разделе и ставится цель дать ясную и простую формулу, выражающую собою отношения обоих знаков с полным и непредубежденным изображением научной роли обеих областей[61]. Чтобы дать эту логическую формулу в точном виде, мы должны выдвинуть следующие тезисы.

§ 1. Основное отличие языкового знака от математического

Необходимо учитывать, что математические обозначения имеют своим предметом бескачественные акты полагания, и, будучи примененными к языку, они и язык превращают в систему бескачественных полаганий. Но если бы язык состоял только из одних теорем, и все люди превратились бы только в математиков, то живое общение между людьми в таком случае прекратилось бы, т.е. прекратил бы свое существование и сам язык. На это сторонники математической лингвистики отвечают в том смысле, что математика уже давно перестала быть системой только количественных отношений и что она тоже оперирует с качественными объектами. Это возражение, однако, совершенно