Забытый берег - Владимир Евдокимов

Наугад раскрыв книжку, я вслух прочёл название рассказа:

— Конев и часовой!

Конев сидел на палатке, положив руки на рюкзак. И я начал творчески читать вслух:

— «А он был алкоголик, этот Конев. Вдобавок он был учёный, исключительно преданный делу науки. И поэтому его поставили на такой ответственный пост. Стоит он на этом посту. Бутылка в левой руке. Стопарик сбоку. За поясом книжка. Настроение великолепное…»

Конев кинулся ко мне и выхватил книжечку Зощенко. Он тяжело дышал.

— Слава!

— А что это у тебя руки трясутся?

Конев удивлённо посмотрел на свои руки — они действительно дрожали.

— У тебя внутренняя испорченность. А ну-ка, отвечай: какие агрессивные блоки существуют, кроме НАТО? Почему мы пришли к идее перестройки? В чём сущность нового мышления? Кто такие новые русские?

Конев смотрел вниз и куда-то влево, напряжение читалось на его лице.

— Раньше великорусский элемент угнетал западные народы! — вдруг отчеканил он. — Теперь нет!

У меня зазвенело в ушах. Конев-то хорош: чувствительному интеллигенту про Лебедева-Кумача, офицеру запаса Советской армии — про угнетённые западные народы.

— Это как?

— Как только берёт верх византийская идея, мы есть Третий Рим, то начинается бардак! А если глядят на Европу, не давят её, а приглашают учителей и правителей, так наступает порядок. А потом — бац! Мы снова Третий Рим!

— Высочайшей культуры человек, Саша, — ответил я, — даже намёка не даст на то, что ты дурак. Но я не такой и прямо говорю: ты не просто дурак, а дурак патентованный!

Конев довольно развернулся и понёс книжку Зощенко в рюкзак. Я поднял бутылку с водкой, там оставалось ещё грамм двести, проверил пробочку, крикнул: «Эй, Саша!» — свистнул и бросил бутылку в воложку.

Всхлипнув, Конев кинулся в воду. Он плыл по-морскому и высоко держал голову. Бутылка мелькала в воде, плыла по течению. Конев настиг её быстро, лёг на бок, правил к берегу метрах в двадцати ниже конуса выноса. А я смотрел на воложку и видел на ней край тени от гор, расплывчатый, волнистый.

Вернувшись, Конев мялся возле костровища. С его мокрых футболки и трусов стекала вода, усы висели, но волосы на затылке бодро топорщились. Бутылку он держал двумя руками, тяжело дышал и не знал, что делать. Я подсказал:

— Пропусти стопочку, отожмись, и мы продолжим.

Сморщившись, Конев выдохнул:

— Слава!..

— Саша, ты сейчас похож на суслика.

— Слава!..

— А знаешь, почему ты похож на суслика?

Он замолк и тупо уставился в землю.

— Потому что ты суслик!

— Слава! — Он сморщился сильнее прежнего. — Слава!

— Сейчас подъедет Паша, и мы тебе будем делать пятый угол. Не жди, а уходи. И двадцать процентов твои. Без хлопот. Ты понимаешь меня?

Конев довольно усмехнулся:

— Пятьдесят!

Павел приплыл на конус выноса с виду обычный, однако он был зол. Понял я это тогда, когда показал ему чудеса дрессировки, второй раз кинув бутылку в воложку. Перед высадкой Павла Конев начал новую бутылку водки, поэтому она глубоко погрузилась и нечасто показывалась из воды.

Пока Конев плавал, мы вспоминали породы собак, выведенные для того, чтобы доставать подстреленную дичь из водоёмов. Потом Павел поднял брошенную Коневым книжку, показал мне. Толстый том в ярком переплёте назывался «Приключения в Океании». Мелкие буквы фамилии автора я не разобрал.

— Я опыт придумал, — сказал Павел, — эксперимент.

Из кармана брюк он достал полиэтиленовый пакет, вложил туда книжку, пакет надул и завязал. И когда Конев, мокрый и с бутылкой в руке, вернулся к костровищу, Павел поднял вверх полиэтиленовый пузырь с книжкой внутри и сказал:

— Саша! Внимание!

Потом кинул пузырь в воложку и свистнул:

— Вперёд!

Конев замер и пристально глядел на воду, на пакет, в котором уплывала книжка о приключениях в Океании. Потом быстро снял футболку, бросил её на землю, судорожно поджал грязные, в глине, пальцы на ногах, сморщился и выдохнул:

— Паша!

— Плыви! — разрешил Павел. — Бутылку не тронем.

Сделав шаг, второй к воде, Конев остановился, скользнул взглядом в нашу сторону, вновь уставился на пузырь с книгой. Пузырь плыл.

— Да не тронем мы водку!

— Паша! — Конев всхлипнул, дёрнул головой. — Слава!..

Он застыл в готовности шагнуть вперёд, броситься в воду, догнать пузырь и… В левой руке он цепко держал бутылку. И не пошевелился, пока сморщенный пузырь не пропал из вида за кустами. Водка в бутылке успокоилась, замерла чёрная линия её поверхности.

— Мне Виктор рассказал о ваших разговорах, — начал Павел и указал пальцем на Конева, — я не согласен. Какой он шизофреник? Просто животное. И есть такие животные, которые в минуту опасности замирают! Как Конев сейчас.

— Так у них окраска под окружающее, и попробуй отличи от камня или сучка! Этот-то как на ладони! Эй!

Конев не шевелился.

— Видишь? У него отсутствует инстинкт самосохранения. Он не животное, а учёный.

Павел радостно вытянул шею, поскрёб пальцами голую грудь и с удовольствием посмотрел на меня. Потом поднял из-под ног камешек, запустил им в Конева.

— Отомри!

Усмехнувшись, Конев отправился к лежащей палатке. Там прямо из горлышка глотнул водки и закурил. Облачко дыма задрожало в воздухе и исчезло в кустах.

— А вот, — Павел уверенно подошёл к Коневу и задрал ему верхнюю губу, — смотри, Слава, какие фиксы!

Конев дёрнулся, отскочил в сторону, левый ус у него топорщился. Челюстью и горлом он сделал такой звук, будто собирался лаять.

— Чтобы их вставить, Саша восемь зубов выдрал! Одновременно!

— Восемь! — Я невольно всплеснул руками.

— Сначала у него жена зубы вставила, Саша звал смотреть, да я не пошёл. А потом ему велела. Я и возил на удаление. А на обратном пути, возле пруда, Саша говорит: стой, подышим. А осень была, правда, Саша?

Мерно шагая по щебню, Конев не отвечал.

— Остановились мы, Саша подошёл к воде, дышит. Нагнулся руки сполоснуть и как встал буквой «г» на берегу, так головой в пруд и воткнулся.

Конев ещё раз повёл челюстью, будто собирался лаять, но сдержался.

— Воткнулся и стоит! Ну, я к нему. А он, веришь ли, Слава, сам собой встал обратно. Мокрый, голова в песке, и говорит: «Хывой!» В смысле, живой. И посмотрел на меня! Слава, это был единственный случай, когда Саша посмотрел мне в глаза! Саша, ты помнишь?